– Ах, город, город! – говорил дедушка Трофим, и мне непонятно было – радуется он или грустит. – Ты бы, Наденька, окромя голубей, снегирей сюда привезла, чечеток, что ли. Они ведь быстро множатся, птички-то…
Они.уходили, а я думала: «Правда, надо так сделать. Пусть каждый человек посадит в городе елку или сосну, да так, чтобы стояли деревца тесно, взяв друг дружку за руки. Ведь это хорошо будет?»
…Она вопросительно посмотрела на меня, и я согласно качнул головой, потому что я всегда желал и стремился к этому.
В сетчатом загоне заворковали голуби. Надюша ласково взглянула на птиц, сказала:
– Меня теперь не только мальчишки, но и взрослые из-за них «голубиной теткой» дразнят. А мне нравится.
МЫ ЛЮБИМ СОЛНЦЕ
М. НАЙДИЧ
Она в полях, над спящим лугом,
Где солнце льет золотизну.
…И в отношениях друг к другу
Мы тоже чувствуем весну!
Ну, как тут радость не проявишь?
Пляши -
Аккордеон готов:
Блестит на солнце каждый клавиш,
Сто двадцать пуговок-басов.
Весна идет – и тают льдины,
И мчится стежка от крыльца.
Весна сливает воедино
Людей горячие сердца.
Мы с доброй песней крепко дружим,
Мы в наше солнце влюблены;
И мы несем его
Сквозь стужи,
Несем до будущей весны!
О ДРУЗЬЯХ-ТОВАРИЩАХ
ПЕТР ЗАХАРОВИЧ ЕРМАКОВ
А. МЕДВЕДЕВ, член КПСС с 1917 г.
Однажды вечером, забежав к своему дружку Леньке Бельтикову, тоже ученику первого класса, я увидел в малюсенькой горнице, возле шипящего самовара, бабушку Ермачиху. Всхлипывая и утирая краем кубового полушалка слезы, она горестно рассказывала Ленькиной матери:
– Эх, Настенька, как вспомню я меньшого-то, Петруньку, так на сердце-то и захолонет. Будто ледышка туда попадет… Ведь до чего затейный Петрунька-то сызмала был. Бывало, заберется куда-нибудь в уголок и мастерством тешится. Ищешь его, ищешь, насилу высмотришь. Как-то потеряла я его. С ног сбилась, отыскивая. Гляжу, а он за сараюшкой во дворе ящик из досок сколачивает.
Петрунька-то зырк черными глазенками на меня, да скороговоркой, да с ше-пелявинкой: «Вот школочу большую западню и всю нужду да горе в пруду потоплю на самой глыби… засажу в нее, чтобы носа на свет они не высовывали…
Старушка вздохнула.
– Так-то, милая, – помедлив, продолжала она, – а што с того содеялось? С его-то стараниев? Нужды да горя людского-то не убыло, а Петруньку мово в каторжну тюрьму упрятали…
Мы с Ленькой, присмирев, слушали грустную беседу Ермачихи с Настенькой.
Под впечатлением рассказа о Ермако-ве-младшем я поведал своему другу историю о зяте Илье Заложневе.
Схватили Заложнева жандармы поздней осенью. В момент осудили и закатали в тюремный замок, что высился за Московской заставой. И чего только не накрутили судейские чинуши, чтобы состряпать «дело». А вина Ильи заключалась лишь в том, что, состоя в «пятерке» Захарыча (младшего Ермакова), он во время забастовки на Верх-Исетском заводе вывез самодура-механика на тачке за проходную.
Как только посадили Илью Заложнева, к нам в избу стал часто приходить бойкий на язык зингеровский агент, продававший в рассрочку швейные машины и собиравший за них плату.
Припадая на больную ногу, он быстро проверял исправность машины, получал взнос, выписывал квитанцию, а на сдачу с рубля или тройки вручал под расписку сестре две или три пятерки, приговаривая тихо:
– Это, Маша, тебе с ребятами: братская помощь за Илью от нашей рабочей партии.
В моей голове никак не укладывались эти расчеты агента: за рубль оплаты он отдавал десять-пятнадцать рублей на сдачу. Но, наслушавшись рассказов взрослых, я понял, что означали слова агента «братская помощь за Илью».
Мне стало ясно, что Петр Ермаков под видом зингеровского агента партийные дела провертывает…
Я и раньше с восторгом смотрел на Петра Ермакова, а, когда узнал, что прошлой-то осенью он с дружком своим Кругляшовым подстерегли в лесу, на Ключевской дороге, заводского казначея, разогнали стражников и отобрали много денег (на это рисковое дело они пошли ради народа рабочего), проникся к Захарычу величайшей любовью.
– Ты, Санейко, смотри не болтай языком, – предупредил меня отец, когда я рассказал ему о Ермакове все, что знал, – а не то на казенные харчи упечатают, а потом в Сибирь угонят, как Илю-ху!… Захарыч тоже в тюремном замке немало отсидел. А следствие, говорят, какой-то главный жандарм вел и, как Кругляшову, сулил он Петрухе два столба с перекладиной. Да сорвалось у охранки ермаковское дело. Только каторгой отделался наш Захарыч… И ведь все моло-дяжник за правое дело вступается…
Прошло несколько лет. О Захарыче ничего не было слышно.
Лишь зять Илья, вернувшийся из ссылки, рассказал одну историю Сергею Си-няеву.
Не как мальчонка-школьник, а как полноправный собеседник 14 лет, я присутствовал при разговоре Ильи и Синяе-ва. Сам я уже работал на том же заводе, откуда в смелую жизнь вступал в свое время буйно-черноволосый Петр Ермаков.
– Захарыч-то наш! – говорил другу Илья, – не зря товарищ Андрей [1] считает его боевым организатором верхисетцев. Оказывается, он в подпольном комитете был связным до ареста.
[1 Я. М. Свердлов.]
В убийстве провокатора Летнего его заподозрили. Дело теперь прошлое, все быльем поросло, как говорится, но провокатора-то Петруха укокошил. По приговору партии кокнул. «Столыпинский галстук» на шею прочила Петрухе охранка. Так бы и случилось, да партийный комитет вовремя ему помог.
Видно, второпях оставил Захарыч на шее провокатора свой вязаный шарфик. А шарф-то этот многие видели в тот день. Паш подпольный комитет, узнав о потере Ермакова, через надежного человека передал «нареченному смертнику» – Захарычу точно такой же шарфик.
Только таким путем и отделался Петр Ермаков каторжными работами при Нижнетуринской тюрьме.
Через три года буйный ветер Октября разбушевался над Россией, освобожденной от произвола последнего царя. На Верх-Исетском заводе появился долгожданный вожак смелых боевиков первой русской революции – Захарыч – Ермаков Петр.
– Как вороново крыло, волосы-то ране у Петрухи были, а теперь седина, как ржа железо, всю воронь съела, только глаза, как уголья, сверкают и смелости поприбавилось, – толковали меж собой старики.
Не ораторской речистостью, а откровенной, прямой решительностью действий бывалого солдата первой революции завоевал Петр Захарович симпатию и доверие рабочих Верх-Исетского завода. Они выбрали Ермакова заместителем председателя Верх-Исетского комитета РСДРП (большевиков), а при выдвижении