Мастер представил его ребятам:
– Тимофей Иванович Останин.
Шура кивнула богатырю, как старому знакомому: он жил в соседях с бабушкой, на одной лестничной площадке, и они виделись не раз. Это не прошло мимо острого взгляда Василия Васильевича. Он заметил улыбку Тимофея Шуре и, так как не любил, чтобы из его учеников кого-нибудь выделяли, решил подтрунить:
– Это, Тимофей, наш самый закоренелый женоненавистник – Александр Белых. Всякую работу презирает, если она хоть чуточку женская.
Василий Васильевич хорошо знал богатыря Тимофея и ожидал, что тот начнет разговор о равноправии женщин в нашей стране, пожурит зарвавшегося мальчишку, повоспитывает: кузнец кузнецом, а женщин уважать надо. Но Тимофей подошел к Шуре, обнял за плечи и засмеялся:
– Что ты, Василий Васильевич! Неправда. Я его знаю, он пример всем парням нашего дома. Шурка умеет делать все. Полы вымыть – пожалуйста. Любое дело по домашности. Обед сготовить, носки заштопать, одежонку постирать, кастрюли надраить – все, что угодно. Вот будет человек! Все, что надо в жизни уметь, он осваивает без малейшей кичливости. Родители в нашем доме своих парней начали заставлять и мусор выносить, и посуду мыть. А то ведь, знаешь, мальчишки так рассуждают: как работа погрязнее да поскучнее, так девчачьей называется.
Тимофей говорил это не одному Василию Васильевичу, а обращался ко всем ученикам.
4
Шура начинала тяготиться своим двойственным положением. Уж на что Андрей – совсем недавно говорил: терпеть не могу девчонок, а тут вдруг поведал по секрету:
– Помнишь, мы девчат встретили?… Они тебе нравятся? Люся Зотова, знаешь, на нашей улице живет… – Андрей, сняв
фуражку, зачем-то стал причесываться. Это на улице-то! И смотрел он на товарища виновато, как бы извиняясь.
– Хочешь, Сашок, я тебя с Люсиной подругой познакомлю?
Шура не обрадовалась этому предложению. Ей стало грустно-грустно.
Любой, будь он на Шурином месте, конечно, не пошел бы на физкультуру. Ну, лыжи еще туда-сюда, коньки, туристские походы – тоже, а вот вольные упражнения в спортивном зале, брусья, турники… Нет! Рискованно. За час до занятий Шура прикинулась больной. Она то и дело хваталась за щеку и жаловалась Андрею:
– Мочи нет. Ох, и разболелся…
– Зуб?
– Коренной! Так ноет, так ноет… Я, пожалуй, на физкультуру не пойду.
– Нельзя, Сашок! – возразил Андрей. Но на физкультуру Шура не пошла.
Проводив группу до спортивного зала, она вернулась в класс и, вырвав из тетради листок, принялась за письмо в детский дом: ей вдруг стало очень одиноко. Но письмо никак не получалось. Мысли о том, как быть дальше, не давали покоя.
Дописать не удалось, с занятий возвратились ребята. Первым в комнату влетел Николай Капля:
– Белых! Почему на занятиях не был? Почему не предупредил меня?
– Я говорил Афанасьеву…
– Ты должен был старосту предупредить, – назидательно заявил Капля. – Прогулял?
– Зубы. Болят!… Места не нахожу…
– Это мы выясним, – угрожающе проговорил Капля. – А ну, собирайся! Пиде-мо.
– Куда? – испугалась Шура.
– До зубного лекаря. Не вик же тебе страдати!
Довольный своей выдумкой и решительностью, Капля даже просиял. Синие глаза стали добродушно-лукавыми.
Вообще-то Капля пошутил. Он не собирался вести Шуру к врачу. Но Шура, как бывает с виноватым человеком, не поняла его шутки. Она встала и твердо сказала:
– Пошли!
Андрей дернул ее за рукав гимнастерки: дескать, что ты! Не надо! Шура посмотрела на него и еще раз повторила:
– Пошли в поликлинику! Вырвем больной зуб.
Дерзкая настойчивость товарища показалась ребятам подозрительной, и они решили довести дело до конца.
– Нам по пути, – заметил кто-то. – Проводим.
– Ладно, – согласился Капля.
И к врачу пошла вся группа. Шура шагала понурившись. Глядя на нее со стороны, можно было подумать, что это и впрямь больной человек.
Народу в приемной оказалось немного. Капля извинился перед ожидающими, объяснил, что у его товарища «свербящая боль», и попросил пропустить его вне очереди. И вот Шура в кабинете. Капля ведет переговоры с врачом, а она без особого интереса разглядывает машину, похожую на сверлильный станок высокой точности. Рядом с машиной – кресло с приспособлением для головы. «(Как в парикмахерской, – подумала Шура, – стрижка, бритье». У окна на столике поблескивали никелем инструменты: крючки, лопаточки, щипцы…
– Садитесь, молодой человек, – пригласил врач, поправляя очки на горбатом носу. – Прошу.
На лбу у Шуры выступили капельки пота. Ей еще никогда не приходилось иметь дело с зубными врачами. Она слыхала, что рвать зубы «ужасно больно и ой-ой-ой, как мучительно!» Может быть, отказаться? Стоит только заявить, что это была шутка, что никакой зуб у нее не болит. Нет! Никогда! Уж лучше потерять зуб!
Шура уселась в кресло и широко раскрыла рот. Врач осмотрел зубы и пожал плечами:
– Ничего не понимаю. Вы говорите этот?
– Он, – со вздохом подтвердила Шура. – Дерите!
– Вы имеете хорошие зубы. Чего вам еще надо? – недоумевал врач. – Эмаль тоже…
– Вырвать хочу, вот этот.
– Получите направление на рентген! Снимок принесете.
Щура с Николаем вышли из кабинета.
– Выдернули? – спросил Андрей. – Больно, Сашок?
– На рентген послали…
– А-а-а, – иронически протянул кто-то. – Зайти через неделю…
И больше никто из ребят не вымолвил ни слова.
Групповое собрание шло бурно. Коля Капля, водворяя тишину, то стучал карандашом о столешницу, то о графин с водой, а то и покрикивал на ораторов: «Давай короче!». Поговорили об учебе, о производственной практике и перешли к быту. Тут слово взял сам Капля:
– Просим у дирекции: нехай она переведет Шмакова из нашей комнаты в другую. Он…
Все зашумели.
– Потише, товарищи! – крикнул Андрей. – Этот вопрос к делу не относится! Вы, товарищ Капля, вносите элемент анархии в данную среду.
Шмаков толкнул Шуру локтем и, склонясь над столом, прыснул в кулак. Шум и галдеж не унимался. Кто-то громко восхитился:
– Андрей-то… Мудро закругляет! Академик…
Шура подняла руку.
– Прошу слова!
– Только по существу вопроса, – предупредил Андрей. – Мы говорим о быте. Без вывихов и анархических загибов…
– Как смогу.
– Шурка,