Небо между тем заволокло синими клубящимися тучами. Вихрь пыли, промчавшийся по улицам, мигом согнал все живое. Задребезжали стекла в окнах, со звоном захлопало оторвавшееся железо на крыше, закачались деревья. И разом с необыкновенной силой хлынул дождь.
В сени влетели Зоя и Манюрка. При каждом ударе грома они с визгом отбегали в дальний угол. Мать, шепча молитву, крестилась. Дождь то ослабевал, то лил с еще большим остервенением. Ослепительные зигзаги молнии беспрерывно прорезали наступивший полумрак.
Ливень утих к ночи. Откуда-то весь перемокший явился Яша, потом – Александр.
– Где это ты так? – спросила мать, оглядывая Александра. – Мог бы переждать дождик. Брюки-то на что похожи.
Александр с трудом стащил с себя сапоги и бросил их в угол. Он был не в духе. Внезапно разразившийся ливень сорвал назначенную на вечер сходку.
– Слышь, – сказала мать, – горный начальник завтра народ зовет под белый флаг. Если соберется много, то он гудок велит дать.
– Что, что? – вскрикнул Яша, не слышавший об этом известии.
Мать повторила.
– Пусть хоть черта зовет, – мрачно проронил Александр. – Кто понимает, под белый флаг не встанет.
Когда брат остался один в комнате, Яша подступил к нему с расспросами.
Александру очень хотелось чем-то подбодрить братишку. Жалел, что зря сам раньше времени внушил ему надежды.
– Горный начальник чем взбудоражил народ? – заговорил Александр. – Вывесил объявление: если забастовка продолжится, то все заказы на машины будут отданы за границу, а завод прикроют. В народе и пошел разброд. А тут еще ливень. Хотели потолковать, как действовать, – сорвалось, черт возьми. Ну, ничего. Думаю, что кадровый рабочий устоит, не пойдет под белый флаг.
Яша отошел. Рушились все его надежды. Он так верил, что уберут его мучителя! Послезавтра на работу – это прозвучало так, как будто идти в тюрьму или в ад. Идти самому добровольно.
Ладно, он пойдет. Но погоди, Змей Горыныч! Думаешь, что ты царь и бог и на тебя нет управы! Если завтра одолеет белый флаг, то завтра же и ты запоешь у. меня, Будешь бегать, как очумелый…
(Продолжение следует.)
Слова «спутник», «ракета», «космические полеты» неотделимы сейчас от имени «следопыта космоса» – великого русского ученого Константина Эдуардовича Циолковского. Весь мир произносит сейчас это имя с глубоким уважением и восхищением.
Уральским ребятам будет интересно узнать, что когда-то по заказу их сверстников, тоже уральцев, знаменитый ученый написал свои воспоминания.
В 1934 году редакция журнала юных техников Урала «Техника – смене» обратилась от имени читателей к К. Э. Циолковскому с просьбой написать для журнала воспоминания о своем детстве. Константин Эдуардович ответил согласием и через некоторое время прислал автобиографические записки «Черты моей жизни». Как можно предполагать, к созданию их Циолковского подтолкнуло письмо редакции, так как именно в эти дни в беседе с корреспондентом «Комсомольской правды», опубликованной в номере от 22 января 1935 года, Константин Эдуардович сообщил: «В свободные часы я пишу свою автобиографию».
Извлечения из рукописи Циолковского были опубликованы в трех номерах журнала «Техника – смене» за 1935 год, и в той же редакции они печатались в одном из посмертных сборников. В полном виде автобиография до сих пор еще не опубликована.
Чтя светлую память великого ученого, редакция нашего журнала решила опубликовать отрывки из автобиографии Циолковского, оригинал которой с правкой автора хранится в настоящее время в редакции «Уральского следопыта».
Черты моей жизни
Мы любим разукрашивать детство великих людей, но едва ли это не искусственно, в силу предвзятого мнения.
Однако бывает и так, что будущие знаменитые люди проявляют свои способности очень рано, и их современники предугадывают их великую судьбу. Но в огромном большинстве случаев этого не бывает. Такова истина, подтвержденная бесчисленными историческими примерами. Я, впрочем,, лично думаю, что будущее ребенка никогда не предугадывается. Таланты же у многих проявляются в детстве, не давая впоследствии никаких результатов.
* * *
Еще 11 лет в Р. мне нравилось делать кукольные коньки, домики, санки, часы с гирями и проч. Все это было из бумаги и картона и соединялось сургучом. Наклонность к мастерству и художеству сказалась рано. У старших братьев она была еще сильней.
К 14 – 16 годам потребность к строительству проявилась у меня в высшей форме. Я делал самодвижущиеся коляски и локомотивы. Приводились они в движение спиральной пружиной. Сталь я выдергивал из кринолинов, которые покупал на толкучке. Особенно изумлялась тетка и ставила меня в пример братьям. Я также увлекался фокусами и делал столики и коробки, в которых вещи то появлялись, то исчезали.
Увидал однажды токарный станок. Стал делать собственный. Сделал и точил на нем дерево, хотя знакомые отца и говорили, что из этого ничего не выйдет. Делал множество разного рода ветряных мельниц. Затем коляску с ветряной мельницей, которая ходила против ветра и по всякому направлению. Тут даже отец был тронут и возмечтал обо мне. После этого последовал музыкальный инструмент с одной струной, клавиатурой и коротким смычком, быстро движущимся по струне. Он приводился в движение колесами, а колеса – педалью. Хотел даже сделать большую ветряную коляску для катанья (по образцу модели) и даже начал, но скоро бросил, поняв малосильность и непостоянство ветра.
Все это были игрушки, производившиеся самостоятельно, независимо от чтения научных и технических книг.
Проблески серьезного умственного сознания проявились при чтении. Лет 14 я вздумал почитать арифметику, и мне показалось всё там совершенно ясным и понятным. С этого времени я понял, что книги – вещь не мудреная и вполне мне доступная. Я разбирал с любопытством и пониманием несколько отцовских книг по естественным и математическим наукам (отец был некоторое время преподавателем этих наук в таксаторских классах). И вот меня увлекает астролябия, измерение расстояния до недоступных предметов, снятие планов, определение высот. Я устраиваю высотомер. С помощью астролябии, не выходя из дома, я определяю расстояние до пожарной каланчи. Нахожу – 400 аршин. Иду и проверяю. Оказывается – верно. Так я поверил теоретическому знанию.
Чтение физики толкнуло меня на устройство других приборов: автомобиля, двигающегося струею пара, и бумажного аэростата с водородом, который, понятно, не удался. Далее я составлял проект машины с крыльями.
В конце этого периода припоминаю один случай. У отца был товарищ – изобретатель (образованный лесничий). Он