— Ой, не надо! А то тиран тут притащил какую-то шведскую тухлятину, меня три часа рвало. А он говорит: «Ничего не понимаешь, крутая экзотика».
— Сюрстрёмминг. — Учась произносить не Эйнштейн, а Эйзенштейн, Назар натренировался на всевозможные заковыристые слова.
— Во-во, что-то такое.
— Нет, будет другое. Человечина.
— Как это?
— Немецкие мясные шарики фляйшклёссхен. Только не из говядины, а натурально из человеческого мяса. Только это секрет. Немцы во время войны на нашей территории придумали. А теперь возродили.
— Что, реально?
— Реально.
— Куул!
— Не просто куул, а целый кулер куула! Так что непременно уломайте своего тирана. Я очень хотел бы видеть вас на нашей премьере.
— Вы мне тоже очень нравитесь, — томно промолвила Барбик, она же в русском варианте Варюха, и с одного плечика свалилась бретелька. — Мы даже могли бы... — зашептала она. — Я знаю где. А если и узнает... Ну не убьет же он нас!
— Убьет, еще как убьет, — возразил Белецкий. — И зажарит, и сожрет.
Великий визард
Именно так обозначалась профессия третьего соседа. У входа красовалась медная табличка, сияющая как закат на Мальдивах, поверх нее гравировка: «Его сиятельство Эдвин Лебединский, великий визард».
Белецкий с трудом вырвался из вулкана соблазнов, в котором банкирская куртизанка едва не охмурила телешоумена, а он бы и поддался, кабы не страх перед скрытыми видеокамерами.
Теперь он общался с поистине диковинным персонажем, о коем заранее тоже успел узнать немало. Настоящее имя Эдвина Лебединского — Дмитрий Николашкин, после школы с поддельным диабетом откосил от армии, пробовал себя на разных поприщах, начиная с наперсточника, сидел, стал карточным шулером, сидел и так далее, пока не заделался визардом, сиречь по-английски волшебником.
Весь его облик красноречиво свидетельствовал о родстве с Никитой Джигурдой: черная эспаньолка, длинные огненно-рыжие волосы, одет в гусарский доломан поверх тельняшки, весь в побрякушках, пальцы в перстнях, в ушах золотые кольца, безумные глаза подкрашены зеленой тушью и в довершение всего надсадный, хриплый голос, как у Высоцкого, когда тот ревел: «Ни церковь, ни кабак».
— Давно, давно я ждал, когда же соседи соизволят прийти к великому визарду, — сварливо прорычал он. — А то, понимаешь, всякая сволочь лезет в «Битву экстрасенсов», шарлатаны, едрига квадрига, прохиндеи, дурилки картонные. А под боком сидит телевизионщик и не предложит великому Эдвину Лебединскому поучаствовать в знаменитом шоу.
Назар знал, что Николашкин много раз пытался пробиться в «Битву экстрасенсов», но со своими скудными способностями не мог выйти даже во второй отборочный тур.
— Для начала я хочу предложить вам пригласительные билеты на завтра в «Колоссео».
— Что ж, для начала и это недурно, — снисходительно ответил великий визард. — А что там за мутёж-крутёж? Постойте, я сейчас сам отгадаю...
— Да что тут отгадывать, если и по телику уже рекламировали, и в Интернете вполне достаточно информации, — усмехнулся Белецкий.
Его самого подмывало сказать придурку: «Передо мной-то не надо свой мутёж-крутёж устраивать!» Лишь богатые деньгами, но не богатые умом тетки и незрелые девушки попадали в паутину этого шарлатана, а если хоть одна извилина, то сразу раскусывали его.
— Я телевизор не смотрю принципиально и в интернетной помойке не роюсь, как нищий в мусорном баке, — продолжал придуриваться визард. — Всю информацию я черпаю из космоса. Вот кто мой истинный Интернет, никогда не обманет.
Белецкого не покидало ощущение, будто он общается с Джигурдой.
— Завтра в шесть в «Колоссео» презентация нашего нового сериала, показ первой серии и фуршет. Получите возможность показать себя большому телевизионному начальству.
— Это оно должно получить возможность показать себя мне! — И визард щелкнул пальцами прямо перед носом Назара, так, что захотелось без дальнейших экивоков дать ему в морду.
— Пусть так, — смиренно стерпел он. — Вы один здесь живете, насколько я знаю?
— Один?! — возмутился визард. — Да у меня здесь целое общежитие! Идемте, покажу. — И он повел гостя в другие комнаты, где в клетках сидели попугаи и совы, по полу ползали ужи с желтыми пятнышками вместо ушей, на привязи сидела обезьянка капуцин весьма грустного вида, но при виде Белецкого, злобно скривив мордочку, сделала жест и гримасу мелкого бандюгана: «Ша!»
Живность, конечно, жалко, но ничего не поделаешь, план есть план, и Белецкий, улучив мгновение, успел сунуть перепелиное яйцо в огромную груду какого-то хлама, сваленного в углу одной из комнат, — разноцветное тряпье, какие-то колпаки, шляпы, одеяла. Он сделал вид, что хочет разглядеть поближе, и внедрил серое в крапинках яйцо на самое дно этого, как видно, реквизита. Вряд ли шарлатан вздумает в ближайшие сутки разобрать хлам, чтобы не валялся тут бесформенной кучей.
— Я не это имел в виду, — сказал он визарду. — Люди живут с вами? Вам одно приглашение или два?
— Самки, что ли? — рявкнул Лебединский, он же Николашкин. — На кой ляд они мне тут жить еще! Когда захочу, приходят и сами отдаются. Буквально лезут на меня, бесстыжие.
— Значит, вам второе приглашение не нужно?
— Если захочу, там себе подберу самочку, — самодовольно ответил шарлатан. — Или там же отчикаю, или сюда притащу, если сумеет меня удивить. Иные умеют, хоть и ненадолго. Так что насчет «Битвы», сосед?
— Насчет этого не обещаю, — пожал плечами Белецкий. — Как карта ляжет. Приходите завтра, там и сориентируемся.
— Экий ты заковыристый парень! Ну ладно уж, уговорил, соизволю посетить.
— Простите, а можно задать вопрос?
— Валяй.
— Вы Джигурде кем приходитесь?
— Я так и знал, что спросишь. Все, как дураки, спрашивают. Так вот, что касается Джигурды. Он — мой клон. Причем неудачный. Коньяка хряпнешь, сосед?
— Вот это уже слова не мальчика, но мужа! — Белецкий изобразил, что обрадовался.
Визард притащил самый банальный «Хеннесси», не «Парадиз» и не «Китайский Новый год», а из дешевеньких, за пять с полтиной. Лимончик и икру, причем не черную, а красную. Выпили, закусили.
— А вот мне интересно, — спросил Назар, — вы можете сейчас определить, что я замышляю сделать во время премьеры?
— Сейчас я не на работе и ничего вообще не могу определить. Когда расслабляешься, надо полностью релаксировать. Это у нас в России принято на работе говорить о пьянке, а на пьянке —