Регина внимательно посмотрела на своего сожителя, в восхищении выдохнула:
— Гениально! Молодец, Назар! Гениально! — Она встала из-за своего макбука, качая бедрами, приблизилась и села к нему на колени, обвила тонкими и гибкими стеблями рук. — Дай поцелую. И что-то я уже устала работать головным органом, не пора ли в темные чащи?
Ты звал меня, Дон Жуан!
— Только ты хорошенько подумай, куда влезаешь, — сказал Белецкому один его друг.
— В смысле?
— Товарищ Сталин ведь и наказать может за клевету.
— Да ладно тебе!
— А проклятие Тамерлана помнишь?
Но после этого мимолетного разговора, несмотря на внешне легкомысленное отношение, когда он ехал на своей «летучей шпоре» в Габаево, в душе ныло нехорошее предчувствие, как в фильме ужасов, когда вроде бы ничего не происходит, но нечто зловещее потихоньку нагнетается. В какой-то миг он даже резко оглянулся на заднее сиденье, не сидит ли там товарищ Сталин.
Дома он с радостью увидел Регину, сидящую за макбуком и увлеченно что-то там штудирующую.
— Привет, примерный муж! Голодный?
— Не очень. Но завтра хочется шашлык забабахать. Я, кстати, тут такой мангалище приглядел за восемьдесят тысяч. Давай завтра купим и устроим праздник? Два года.
Два года назад они впервые слились в любовном экстазе.
— Отличная идея! А работа?
— Работа не Питт, от Джоли не убежит.
— Это ты смешно сказал. Сам придумал?
— Слушай, Ринчик, а что бывало с людьми, распускавшими клевету на Сталина?
— Что-что? Тебя что, мистика посетила?
— Так, слегка крылом коснулась, — вздохнул Белецкий, плюхаясь на диван.
Регина внимательно окинула его взглядом и сказала:
— Троцкий, например, живя уже в Мексике, писал о нем все, что хотел, по закону Сапегина, без стыда, без совести. Известное дело, за это его ледорубом угостили.
— Нет, я не про тех, кто при жизни нашего любимца получил наказание, а после его смерти уже.
— А, поняла. В полночь товарищ Сталин встал из гроба, отряхнул китель, слегка почистил сапоги и пошел по ночной Москве в квартиру номер тринадцать, где проживал профессор Самотютькин, написавший о нем клеветническую книжонку. Не трясись от страха, Назарчонок, все это чепуха. Уж так оболгать нашего пупсика, как это сделал Хрущ... И ничего страшного, прожил себе Никита Сергеич тихо-мирно, ну, сняли с должности, ну доживал свой век как простой гражданин СССР. Тень оболганного диктатора к нему не являлась. А хочешь, пригласим его на завтрашний наш пикник? Иосиф Виссарионович! Слышите нас? — громко позвала Регина и ответила жутким голосом, как бы долетевшим из замогильного далека: — Слы-ы-ы-шу!
— Перестань! — поежился Белецкий.
— Приходи к нам завтра на шашлыки! Придешь? Приду-у-у! Если можно, с Надеждой Сергеевной! Ла-а-адно! Будем вас ждать. Нам без мертвецов скучно!
— Ринька! Не шути так. Есть шутка, а есть жутка.
— Остроумно, — рассмеялась Регина. — Ладно, кончаем дурака валять. Я кое-что новенькое накидала. В отношении Аллилуевой. Предлагаю сделать тоньше, чем в «Жене Сталина». Мол, мы ничего не утверждаем, но есть мнения авторитетных историков, что Сталин был любовником Ольги Аллилуевой, родившей от нее дочь Надежду, и он потом на собственной дочери женился. Могла ли она ради мужа подсыпать яд Ленину? Вай нот? И даже не исключается версия о том, что Сталин лично убил свою жену, потому что она с открытым забралом поперла против его политики. Короче, мы не будем опровергать все имеющиеся мифы об этой сладкой парочке. Кстати, давай еще раз посмотрим «Намедни». Парфёша, конечно, галопом по Европам, но его стилем ведения фильма стоит воспользоваться. Врет и не краснеет, и вообще он красиво врет, собака.
Ночью Назара мучил часто повторяющийся сон о котятах, которых они с ребятами закопали в детстве, а теперь раскопали, а котята живые, огромные и злющие, жаждут мести.
— Слушай, Ринька, — обратился он к Регине, обнаружив, что она тоже не спит и что-то ищет в айфоне. — А что, если они завтра припрутся?
— Кто еще? — сонным голосом спросила гражданская жена.
— Ну, эти, Ося и Надя. Ты звал меня, Дон Жуан!
— Обязательно припрутся. Заодно уточним и обговорим с ними всякие детали.
Мангал оказался крутой, значительный, точнее даже — целый мангальный комплекс ручной ковки, сталь — четыре миллиметра, сверху крыша, примыкают два столика, помимо жаровни, печка под казан, внизу дровница — словом, чудо современной шашлычной индустрии. Назар заказал его по Интернету, и с доплатой привезли в тот же день.
Во всю прыть светило майское солнце. В веселых заботах по освоению великого мангала Назар перебрасывался разговором с Региной, сидящей неподалеку в плетеном кресле-качалке и продолжающей работать над синопсисом. Если Сапегину не понравится во второй раз, он вообще может других лошадок запрячь в свою тачанку.
— Конечно же надо показать, как к Эйзику и Алику во время их турне по Америке был приставлен вертухай под видом переводчика. И он делал все, чтобы Александров вернулся, а Эйзенштейн остался там.
— Логично, — пыхтел Белецкий, раскочегаривая жаровню и думая о том, до чего хороша, стерва, особенно когда охвачена азартом нового проекта, вся так и пылает, подобно углям в жаровне, поставь над ней шашлыки — мигом испекутся.
— Но Эйзенштейн вернулся, и пришлось двух сердечных дружков рассорить и разлучить, — продолжала чирикать хищная птичка. — Тут линия легко дальше проводится. С режиссерами и актерами легко расправимся. А чиновники?
— Какие еще чиновники?
— От кино. Их было несколько при Сталине.
— Знаю. Где похоронены?
— В том-то и дело, что двое из них расстреляны, и один похоронен в общей могиле на кладбище Донского монастыря, а другой — на полигоне в Коммунарке. И ты в кадре ходишь по Бутовскому полигону, рассказывая о том, как убивали не только тех, кто снимал кино, а и тех, кто отвечал за кинопроцесс. Вот, мол, как Сталин руководил советским кино: чуть что — пуля в затылок, и неизвестно, где дотлевают косточки.
Белецкому хотелось нынче напиться.
— Сегодня не только наши два года. Еще и ровно месяц, как мы получили этот заказ. Слушай, если сапожники напиваются в стельку, то телевизионщики как? В тельку?
— До состояния голубого экрана.
— Вот этого не надо! Никакой голубизны. Это пусть Эйзик и Алик. Шашлык почти готов. Как ты любишь, непрожаренный, с кровушкой. Надоел ваш этот