— Понятно, — засмеялся Назар. — Сталин, грузин, плохо говорил по-русски, даже в зрелом возрасте не мог избавиться от акцента. И в детстве его конечно же шпыняли русские. Хорошая мотивация. Но он, в отличие от Наполеона и Гитлера, рекордсмен. Сколько русских дураков он уложил в земельку? Шестьдесят миллионов?
— Это по Солженицыну. Думаю, немного меньше. Думаю, пятьдесят. Во Второй мировой около тридцати, до этого послереволюционный террор, голод на Украине и в Поволжье, раскулачивание и репрессии тридцатых годов — около двадцати. Ну и плюс послевоенные репрессии. Так что где-то пятьдесят миллиончиков. Думаю, его нескоро переплюнут. Если только в Китае появится свой Си Талин.
— Смешно. Си Талин. Надо будет использовать, — хмыкнул Белецкий. — И всё из-за неизжитого акцента?
— Не всё, — серьезно ответила Шагалова. — Мотивация сталинских злодеяний многосоставная. Жажда власти. Страх за свою шкуру. Постоянное острое желание выжить и подмять под себя всех. Шизоидность. Сексуальная неудовлетворенность. Ну и скрытая ненависть к русским, украинцам, евреям, прибалтам, полякам и всем прочим. Включая даже своих же грузинчиков.
— А этих-то за что?
— За то. Русских ненавидел за то, что они его в детстве троллили, а грузин — за то, что не мог избавиться от собственного грузинства.
— А если ближе к теме? Киношников за что ненавидел?
— А на них, Назон, он экстраполировал весь комплекс своих ненавистей. Вот это и будет основа нашего проекта.
— «Храни себя, храни!» — прочитала Регина надпись на заборе, и «Бентли» Белецкого свернул на главную габаевскую улицу.
Туда-сюда
«ТУДА-СЮДА. Сценарий художественного полнометражного кинофильма.
Общий кабинет Гитлера и Сталина на Канарах. 20 июня 1941 года. Полдень. Гитлер, Сталин и Черчилль сидят за столом, пьют все подряд, жадно жрут многочисленную жратву и не подавятся. За спинами у них стоят переводчики, которые мгновенно на ухо переводят то, что говорят собеседники.
Черчилль. Эдди, позволь спросить, за что ты так ненавидишь немцев?
Гитлер. Очень просто. Я ведь по происхождению австриец. Немцы всегда дразнили меня, слыша мое австрийское произношение. Так я с юных лет стал ненавистником немцев. Руки чешутся поскорее бросить эту поганую немчуру в бой и переколошматить их, да побольше!
Сталин. Точно так же я ненавижу русских и хохлов. Они всегда смеялись над моим грузинским произношением. Поскорее бы начать полномасштабную войну, чтобы перебить эту русско-хохляцкую сволочь в колоссальных размерах.
Черчилль (от души смеется). Да, для нас, англосаксов, это будет сплошная радость!
Гитлер. Представляю. Я люблю английский народ и желаю ему побольше радости.
Сталин. А я вообще всех ненавижу. Мне — что англичанин, что американская макака, что еврейская морда, что китаёз, что япошка долбаный. Я бы всех упрятал в свой ГУЛАГ и прикончил.
Гитлер. Ну, Йози, так нельзя. Надо любить хотя бы англичан.
Сталин. А я вот такой, что готов правду-матку резать. Начхать мне на твоих англикашек, Винни.
Черчилль. Я уважаю тебя, Джо, за твою прямоту.
В комнату входит Тамара и хлопает Сталина по плечу.
Тамара. Там Люська обкакалась, а у меня рассольник закипает.
Тамара уходит.
Сталин. Прошу прощения, товарищи, я ненадолго. Только Люське жопенцию подмою и вернусь.
Гитлер и Черчилль, выслушав перевод, одобрительно кивают. Сталин выходит из кабинета на Канарах в другую комнату, превращаясь в Шароварова, обычного нынешнего чела лет тридцати. Он берет из кроватки полугодовалую Люську, несет ее в ванную комнату, целуя в затылочек. Снимает с Люськи подгузник, моет ей попу под струей воды.
Шароваров. Слушай, Люська, а ведь и Наполеон с Александром так же договаривались, не иначе! Гениально!
Он вытирает Люське попу и возвращает ее в кроватку. Намеревается вернуться в канарский кабинет, но Люська ревет. Шароваров кидает ей разные игрушки, ребенок затихает, и Шароваров возвращается в канарский кабинет, попутно превращаясь в Сталина. Он садится за стол, чокается стаканом с Гитлером и Черчиллем, все трое хлобыстают коньячище. Закусывают черной икрищей, осетриной, ананасами.
Сталин. Винни, ты что-то хотел сказать про Наполеона.
Черчилль. Совершенно верно. Недавно рассекречены тайные архивы. И что же оказалось? Бонапарта и царя Александра Первого обуревали те же чувства, что и вас, мои дорогие Эдди и Джо.
Гитлер. С ума сойти! Ну да, ведь Наполеон не был французом.
Черчилль. Он был корсиканцем. Родным языком Бонни был корсиканский диалект итальянского языка, а французский он начал изучать лишь в десятилетнем возрасте.
Сталин. Бедняжка.
Черчилль. Всю жизнь он говорил с сильнейшим корсиканским акцентом.
Гитлер. Представляю, как над ним издевались французишки, пока он не стал их вождем.
Сталин. И что же секретные архивы?
Черчилль. Оказывается, во время заключения Тильзитского мира Бонни и русский Алекс признались друг другу, что ненавидят свои народы. Бонни мечтал покрошить как можно больше французов, а Алекс — русских.
Гитлер. С Наполеоном понятно, а за что ненавидел своих русских русский царь?
Сталин. Как за что! Чудной ты, Адик. Историю хреново знаешь. Ведь он же был немец...
Черчилль. И по-русски вообще плохо говорил, за что над ним смеялся Суворов. Он, как и Джо, был смел в своих суждениях.
В кабинет тем временем входит восьмилетняя Ксюша, тихонько подкрадывается к Черчиллю и начинает кидать в него мяч, который стукается Черчиллю в затылок, Ксюша его ловит и снова кидает.
Ксюша. Делом надо заниматься, дел-лом! Делом надо заниматься, дел-л-лом! Делом надо заниматься, дел-л-лом!
Черчилль вскакивает, Ксюша убегает, Черчилль бежит за ней вслед.
Сталин. По заднице ей как следует за такие дела!
Черчилль выбегает из кабинета, попутно превращаясь в Шароварова. Ксюшу он не догнал и обиженно обращается к Тамаре, стоящей на кухне у плиты.
Шароваров. Тамара! Это ты ее надоумила?
Тамара. Кого?
Шароваров. Ксюшку! Бьет меня по башке мячом и приговаривает: «Делом надо заниматься, делом!» Это же твои слова!
Тамара. А что, разве она не права? Дурью маешься, а толку никакого, денег как не было, так и нет.
Шароваров. Тома, на сей раз сценарий и впрямь гениальнейший! Увидишь, какие нас ждут деньжищи!
Тамара. Да уж, конечно...
Шароваров. Конечно. «Туда-сюда». Тайный сговор Гитлера, Сталина и Черчилля. Сейчас это пойдет на ура.
Он спешит возвратиться в канарский кабинет, где застает Гитлера