— Да я помню, помню, — пробормотал начальник Главного организационного управления и на всякий случай немного отодвинулся от главного интенданта.
Снова на сцене замелькали краснознаменные песни и пляски, и захотелось тоже плясать и петь, потому что такая радость — Победа!
— Мне бы как-нибудь отвалить незаметно, — жалобно сказал Повелеваныч Великому комбинатору. — А то петь хочется.
— Держитесь, голубчик, — ласково приказал начальник тыла. — Уже недолго осталось. Каких-нибудь полтора-два часа — и вместе отвалим.
— За нас ведь уже выпили.
— Тем более неудобно. Скажут, за них выпили, они и свалили.
И пришлось снова слушать зануду Молотова, а он все-таки тогда смалодушничал, не придушил гада Гитлера. Малодушно не придушил! Смешно. Произносили здравицу в честь Микояна.
— О! — воскликнул Драчёв. — Анастас Иваныч! Это такой человек! Он так понимает нашего брата интенданта! А вам что, не нравится слово «интендант»? — воззрился он на Карпоносова, который никак не заслуживал порицаний со стороны Повелеваныча, разве только за то, что ел и ел безостановочно, ну так для того и наготовили. — Кушайте, кушайте, Арон Гершович, приятного аппетита, мы старались, лично для вас в том числе. А вы знаете, что Суворов начинал в качестве интенданта? Не знаете. Напрасно. Эх, скинуть бы китель к чертовой матери! Жарко. А за вас, генерал-лейтенант Карпоносов, тоже надо всем выпить. Я знаю, как вы планировали укомплектование фронтов, готовность резервов, как досконально вели учет потерь. Но вы невезучий. Есть такие люди. Каждый их промах замечают, а достижения не видят. За вас! Мне бы еще бокал вина, да врачи запрещают: гипертония, сволочь. А почему не произносят тост за погибших?
Бедный непьющий Повелеваныч захмелел с одного бокала полусладкого «Оджалеши» и мечтал, чтобы щелкнуть эдак волшебными пальцами и оказаться в объятиях жены и дочек, дома, подальше от людских глаз.
Он вдруг увидел, что Сталин стоит как-то выше и впереди всех в этом мире, поднимает бокал и что-то говорит с пафосом. До слуха донеслось: «...русского народа!»
— Ух ты! — восхитился Драчёв. — Неужели? Это надо внимательнее послушать.
И в его уши потекли, будто сделавшись громче, дальнейшие слова Верховного:
— Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.
Если хотите... Да, хотим!
«Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.
«Вот именно! Глубокий здравый смысл и терпение!» — так и подмывало Драчёва комментировать произносимые слова Сталина, но он держал себя в руках.
— У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в сорок первом и сорок втором годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода.
«Да уж, как вспомнишь, так вздрогнешь!»
— Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.
«Могло ли? Да нет, едва ли. Царя скинули, а Сталина бы ни в жизнь. Русские не сдаются!»
— Но русский народ на это не пошел, русский народ не пошел на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству.
«Да уж, наш народ доверчив. Зачастую излишне доверчив».
— Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением.
«Да уж, точно, не овладели и не совладали!» — И Павел Иванович горестно усмехнулся.
— Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы все-таки с событиями справимся.
— Это точно! — все-таки произнес Драчёв вслух.
— Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!
— Молодец Иосиф Виссарионович! Огонь! — Главный интендант РККА поднял бокал с брусничным квасом, но пить квас за русский народ — это ли не квасной патриотизм? И он поставил бокал на место, чтобы освободить руки для аплодисментов.
— За здоровье русского народа! — громогласно объявил Сталин почему-то голосом Левитана, и все захлопали в ладоши, а Драчёв сильнее и громче всех. И услышал, как кто-то рядом запел его голосом:
— Славься, славься, наш русский народ! Славься, великий наш русский народ!
И вдруг он оказался в машине, на переднем сиденье. Слева от него сидел водитель, и не кто-нибудь... Постойте! Да это же сам Удалов! Персональный шофер Сталина. Тот самый, который «Палосич привез» — «Палосич увез» — и можно по домам. Только теперь он везет не Верховного главнокомандующего, а главного интенданта. Неужели перепутали из-за одинаковых параметров? Тела одинаковые, а головы-то разные! Прав был Сталин, что мы не застрахованы от ошибок.
— Палосич, это вы?
— Я.
— А я кто? Вы понимаете, что я не он?
— Конечно, понимаю, товарищ генерал-лейтенант интендантских войск. Я — Павел Осипович, вы — Павел Иванович.
— А, то есть не перепутали. Это хорошо. А кто же его отвезет?
— Не беспокойтесь, я вас отвезу и вернусь в Кремль.
— Отлично! Славься, славься, ты Русь моя! Славься, родимая наша земля! Какой тост! За русский народ! Палосич, голубчик, вот здесь направо в переулок.
— Да не волнуйтесь, я все знаю. Четвертая Тверская-Ямская, десять.
— Отлично, вот он, мой дом, приехали.
— Дойдете или проводить?
— Дойду. До Победы дошел, а уж до дома... Сколько-сколько? Два часа ночи? Ого!
Гулкий подъезд огласился арией Индийского гостя:
— Не счесть алмазов в каменных пещерах! Не счесть жемчужин в море полуденном...
Вдруг ужаснулся: а что, если, как тогда, в начале войны, он придет, а дома пусто? Или спят. Но, несмотря на позднее время, дома конечно же никто не спал. Павел Иванович шагнул в распахнувшуюся перед ним дверь и оказался в объятиях любимой женщины и двух любимых девушек. И снова запел:
— Далекой Индии чудес!
— Вернулся, наш долгожданный Индийский гость!
— Вернулся с Победой! Даю честное генеральское слово!