* * *
«Марко Поло» не нёс никаких грузов, из трюмов выкинули даже провизию, решили отправить отдельным рейсом побольше. Благо на Конкордии всегда имелся запас на такие случаи. Одиннадцатым членом миссии к ним присоединилась Натич Аш, это было грамотным решением. Врач Кен-Шо им вполне могла понадобиться, Шан словно предчувствовал и обрадовался, когда Кристоф привёл кенианку. Однако кают на корабле было всего пять, плюс две для экипажа, так что пришлось потесниться.
Само собой, пары получили по каюте, президент Уайт с внучкой тоже, и две каюты заняли охранники Артура. Натич пришлось лететь с Альбой Дюпон – бельгийкой, которая служила на «Марко Поло» вместе с капитаном Рене Де Куманом и ещё одним, достаточно нелюдимым бельгийцем, который особо не общался ни с кем, кроме соотечественников. Впрочем, Натич ни на секунду не возражала.
Кают-компания, она же рубка, была маленькой и не могла вместить четырнадцать человек, но, несмотря на это, один из охранников Артура постоянно торчал там, не занимая места, стоя между дверями кают. Двери были самыми обычными, шли во все стороны, общим числом восемь штук. Семь – в каюты, одна в подсобное помещение, где находилась лестница, ведущая вниз и вверх, и ещё одна дверь в тесную ванную комнату, одну на всех. Такие корабли строились не для комфорта, их задача – обеспечить максимально быстрый полёт на маленькой мощности энергоустановки. Несмотря на то что формально «Марко Поло» – грузовое средство, способное тащить до трёхсот тонн груза внешними контейнерами, он был размером меньше любого корабля-разведчика и точно меньше истребителя. А уж по сравнению с кораблём Вол-Си Гоша, это и вовсе карлик. Даже на «Одиссее», который год вёз их до Марса, и то было больше помещений и площадей.
Члены экипажа старались не мешать высокопоставленным гостям своим присутствием, чтобы не занимать много мест, а Эбигейл торчала в каюте с офицером Дюпон. Альба рассказывала ей о космосе. Шан много думал, как бы сложилась его собственная жизнь, переживи он то же, что юная мисс Уайт в таком же возрасте. Стал бы он тем Чжоу Шаном, которым был? Стал бы он лучше?
В общем, в тесном кругу сидели он с Джессикой, Кристоф с Мичико и Натич с Артуром под бдительным взором одного из охранников. Последние временами сменялись, но все они постоянно молчали, и Шан даже не знал, как их зовут. Один раз, условной ночью, когда все спали, встал, чтобы сходить в туалет, и застал их обедающими вместе. И даже тогда они молчали, словно были не сработанным коллективом, а просто случайными попутчиками.
Полёт должен был занять двое суток. Двое суток, которые там, на Конкордии, его друг Дмитрий Волков не находил себе места, а на Земле никак не могли найти ни следа пропавшего Зоама Ват Лура. Всё это доставляло массу волнений и Артуру, и всем остальным. Даже Натич, расспрашивающая об обстоятельствах побега заключённого, не понимала, что же именно произошло. А ещё всех очень волновала история с говорящими Предтечами-морлоками. Кристоф отказывался верить в то, что кто-то, столь одичавший, мог, подслушивая, выучить английский. Даже если считать, что это происходило на протяжении нескольких лет.
– Вы же помните историю с кленовыми ветками, которыми они обложили погибшего товарища? – спрашивал Шан. – Разве это не говорит о том, что они и правда более развиты, чем мы думали? Выбор клёна из всех деревьев не мог быть случайным, морлоки наверняка знали, что клён – инопланетное дерево.
Он был уверен, что всё закономерно. Что нет никаких морлоков и элоев, разделения, придуманного Кингом, в которое хотели верить биологи. Да, раса одичала, но смогла сохранить когнитивное мышление и некоторые знания предков, особо остро отложившиеся в их головах. У них земляне вполне могли ассоциироваться с теми же захватчиками, которые уничтожили их цивилизацию тысячи лет назад. Но всех мыслей Чжоу Шан не выдавал, не в его это было привычках.
– Всё равно, лингвистика не знает таких примеров, – возражала ему жена, принявшая сторону Кристофа. – Тот факт, что они говорят по-английски, неоспорим, но вот метод освоения вообще противоречит науке. Изучение новых языков простым наблюдением, без прямого контакта – сложный процесс, он требует методов и алгоритмов, которых у них нет или, по крайней мере, нет уже давно.
Шан только пожимал плечами, спорить с Джессикой ему не хотелось, но и соглашаться было бы глупо. Допустим, она права. Тогда что следует признать? Что солдат, который принёс весть от морлока, всё попросту выдумал? Что никто с ним не говорил? Что его никто не похищал? Так жива ли тогда Мари Нойманн? Выводы казались прямо-таки безрадостными, и ему было проще верить в то, что всё ровно так, как представляется.
– Джессика Хилл права, – вступилась за его жену Натич Аш, – у нас есть алгоритмы, позволяющие быстро освоить язык любой расы по перехватам переговоров, по книгам или множественному наблюдению за ними. Но это результат сложнейшего моделирования, человек самостоятельно не сможет добиться подобного, если он, конечно же, не гений лингвистики. Я не верю, что у них мог быть такой гений, он должен был бы изучать науку всю свою жизнь вместо того, чтобы охотиться и сражаться.
– Натич, мы же нашли уникальное решение проблемы флота З’уул, – снова вмешался Шан. – Шмидт придумал, как использовать четвёртый спин ти-частиц, а я нашёл способ замедления времени с помощью его теории. Разве это не такой же уникальный случай, когда научно более развитые расы не поняли, как именно мы смогли придумать такое?
Натич с любопытством и сомнением смотрела на него. Само собой, она была в курсе того, что задача уже перешла в стадию практической реализации, что физики Согласия удивились простоте и изяществу решения, и что они и правда не могли объяснить, почему им не пришло такое решение в голову. Шан, как ему казалось, знал, в чём дело, но не хотел пока обсуждать. Он стремился ставить вопрос и смотреть, какой ответ на него дают другие, чтобы не выглядеть дураком, прежде времени заявившем о какой-то наивной чуши. Но разве не могло быть похожего объяснения и для лингвистической способности Предтеч Конкордии?
Он осмотрел всех остальных. Есть ли у них ответ? Есть ли у кого-то хотя бы мнение? Эх, сейчас бы за этот стол какого-нибудь философа, Петра Григорьева, например.