Григорий обернулся, кивнул.
— Да вот, Митька рыбу приготовил. Заходи, барин, отведай с нами.
Ратибор на мгновение замялся — видимо, не привык к тому, чтобы его так запросто приглашали простые дружинники. Но аромат копченой рыбы пересилил.
— Ладно, — кивнул он. — Попробую.
Мы сели на лавки у крыльца. Артем поставил горшок с ухой посередине, Семен разлил квас по деревянным кружкам.
Я взял копченого окуня, разломил пополам. Мясо легко отделялось от костей — белое, сочное, с золотистой корочкой.
Откусил.
Боже. Вкус был… невероятным. Нежное, слегка сладковатое мясо, пропитанное ароматом дыма и трав. Корочка хрустела на зубах, внутри было мягко, сочно.
Я зажмурился, медленно прожевывая.
«Это лучшая рыба, что я ел в обеих жизнях».
Григорий тоже попробовал. Молча откусил, прожевал. Потом кивнул.
— Вкусно, — сказал он коротко. Это было высшей похвалой, которую можно было услышать от него.
Артем ел, не переставая. Откусывал большими кусками, запивая квасом.
— Митька, — пробормотал он с набитым ртом. — Это… это божественно. Как ты это сделал?
— Потом расскажу, — отмахнулся я, доедая окуня.
Семен взял второго, потом третьего. Ел молча, но по его лицу было видно — в восторге.
Ратибор попробовал осторожно. Откусил маленький кусочек, прожевал медленно, смакуя. Потом закрыл глаза.
— Это… — начал он, потом замолчал, подбирая слова. — Митька, я ел блюда вкуснее даже при дворе Великого князя. А там готовили лучшие повара. Но это… — он посмотрел на рыбу в руке. — Это что-то особенное.
— Спасибо, барин.
Мы ели, запивая квасом. Квас был крепкий, чуть кисловатый, с легким хмелевым привкусом — почти как пиво. С копченой рыбой он зашел идеально.
Наверное, это был мой первый день в новом мире, когда я был счастлив.
Глава 7
Каждый день я приходил к Глебу, менял повязки, проверял швы. Раны затягивались хорошо, воспаления не было, гноя, слава Богу, тоже. Даже появились мысли, что я всё-таки непростой попаданец. И те силы, что забросили меня в прошлое не забыли наделить способностями.
Почему я так думал? Всё просто, в текущих условиях, каким бы я отличником не был в Мед. училище… каким бы талантищем не обладал, НО, спасение Глеба, иначе, чем чудо назвать не мог.
На шестой день я вытащил нити из трахеи. А на восьмой день Глеб уже потихоньку начал вставать.
Ратибор стоял рядом, глядя на сына. На его лице читалось облегчение. Он положил руку на плечо Глеба.
— Митрий, — обратился ко мне Ратибор Годинович, — сегодня днём мне сообщили, что из Москвы к нам едет дьякон. Официально, для благодарственного молебна. — Он сделал паузу. — А неофициально, хочет с тобой поговорить.
Я насторожился.
— Со мной? Зачем?
— Ничего не бойся. Он примет то, что я скажу. А скажу ему я правду… чудо произошло. Дьякона не бойся. Просто, ответишь на его вопросы. Мой сын был при смерти, а ты его спас. Дьякон должен засвидетельствовать это.
Я кивнул, но внутри напрягся.
«Непросто так дьякон едет», — об этом явно свидетельствовал вид Ратибора.
* * *
Дьякон приехал ранним утром на восьмой день.
Я работал в кузне, раздувал мехи, когда услышал колокольный звон. Не церковный, в поселении не было церкви. Её сожгли татары несколько лет назад. А звенел колокол, висящий у ворот, в который били, когда приезжали важные гости.
Артем отложил молот, вытер руки.
— Дьякон приехал, — сказал он. — Пойдешь смотреть?
Я покачал головой.
— Нет. Зачем?
Кузнец усмехнулся.
— Да, ладно. Все равно вызовут. Ратибор же говорил. — Я не стал скрывать этого ни от Григория, ни от кузнеца. Этим двоим я немного доверял.
Артем оказался прав. Через час к кузне подошел один из стражников.
— Митька! Барин велел передать — идти к терему. Дьякон хочет с тобой говорить.
— Сейчас, — сказал я, вытирая руки.
У входа меня встретил Федор, ближник Ратибора. Стражник выглядел серьезным, даже хмурым.
— Митька, — наклонился он ко мне. — Думай, что говоришь. Дьякон, отец Варлаам, человек строгий. Не любит, когда темнят. Отвечай четко. И главное, не говори ничего лишнего. Понял?
Я кивнул. Ведь у меня уже был план.
Внутри было тихо. Ратибор сидел за длинным столом, рядом с ним, пожилой мужчина в черной рясе. Было очевидно, что это тот самый Варлаам. Лицо у него было худое, с острыми чертами. Он оценивающе смотрел на меня. Словно я какая-то неведома зверушка.
— Это и есть Митрий Григорьевич, сын твоего десятника? — спросил дьякон, обращаясь к Ратибору.
— Да, отец Варлаам.
Дьякон медленно встал. Он был высоким, но худощавым. Напрашивался вывод, что он чем-то болел. Слишком уже болезненно его худоба выглядела.
— Подойди отрок к столу поближе, — произнес он низким голосом.
Отец Варлаам тоже сделал шаг ко мне. Встал так близко, что я чувствовал запах ладана, исходящий от его рясы. Он перекрестил меня, потом взял чашку и, смочив в ней пальцы, брызнул мне в лицо. И последней проверкой, как я подумал, было поцеловать крест, который он достал из-за пазухи.
— Сколько тебе лет, отрок?
— Тринадцать, отец Варлаам, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Тринадцать… — повторил дьякон задумчиво. — Молод. Очень молод. — Он склонил голову набок, всматриваясь в мое лицо. — А говорят, ты чудо сотворил. Боярского сына с того света вернул.
Я покачал головой.
— Я не с того света возвращал, отец. Просто… помог. Сделал, что мог, — старался отвечать, как можно попроще я.
— Сделал, что мог… — повторил дьякон. — Интересно… — Он сделал паузу. — И откуда ты, отрок, знаешь, как горло резать, чтобы человек дышал? Как раны зашивать? Как от горячки спастись?
— Не знаю, отец Варлаам. Просто… знаю.
Он прищурился.
— Просто знаешь… — медленно произнес он. — Странный ответ. Очень странный. — Он обошел меня, как хищник, разглядывающий добычу. — Может, тебя кто учил? Знахарь какой? Или… — Он сделал паузу. — Или кто другой?
Я напрягся. И посмотрел на Ратибора, ожидая поддержки. Но он пока не лез.
— Никто меня не учил, отец.
— Никто? — дьякон остановился передо мной, склонившись ближе. — Тогда объясни мне, отрок, откуда у тринадцатилетнего мальчишки знания, которых нет даже у опытных мужей, что посвятили себя тонкому искусству врачевания. Как мог ты сотворить то, что сделал? — я стоял, опустив взор, как и положено, ребёнку, которого отчитывают взрослые. — Молчишь. Значит, скрываешь что-то. — Он обернулся к Ратибору. — Барин, а не было ли в этом поселении ведьм? Знахарок? Тех, кто шепчет над травами, говорят с духами?
Ратибор нахмурился.
— Был старик Пантелей. Знахарь.