— И механизм контроля.
— Именно, но об этом, мы им не скажем. Думаю со временем они сами это поймут.
Наступила пауза, и именно во время неё я почувствовал короткий импульс — это «Друг» подключился к каналу связи, не вмешиваясь, просто передавая информацию.
— Дополнение: маршрут Фридриха отработан. Два блока наблюдения службы безопасности банка в районе клиники деактивированы, в эфир идет радиопостановка, которая имитирует жизнедеятельность в палате хосписа. Радиоперехват переговоров технических операторов ничего не дал, кроме мелкой болтовни.
— Прекрасно.
— Филипп Иванович, вопрос: планируете брать с собой образцы марок?
— Обязательно. Один полный набор. С демонстрацией механизма разборки. Пусть Мюллер подержит в руках.
— А крюгеренды и валюта?
— Пусть пока побудут в атмосфернике, так надежнее…
— Согласен.
Я встал, подошёл к окну. Во дворе медсанчасти кто-то поливал кусты. Пахло морем и солнцем.
— Всё готово, — сказал я. — Когда вылет?
— Сегодня перед полуночью. Поднимемся как обычно — в тени, из-под холма.
— Принято. «Птичка» уже мониторит зону.
Голос замолк. Только слабый отголосок — как эхо после разговора наедине с собой.
Инна заглянула в кабинет с чашкой кофе.
— Опять c кем-то говорил?
— Да. Только это не кто-то. Это генерал.
Глава 8
Небо над Альпами было чистым, будто вымытым. Только узкие перистые облака тянулись над вершинами, да где-то далеко на севере была отметка гражданского самолета. Атмосферник вышел на финальный заход, скользя между скалами, как ястреб, знающий каждый камень. Он опустился на старую лесную просеку в горах, с которой начиналась тропа к домику на втором склоне.
Генерал шагнул с платформы, огляделся. Воздух был сухой, звенящий, пах смолой, хвойным настоем и едва уловимой примесью свежескошенного сена. В этих местах день закнчивается не чашкой с кофе, а с закатом над ледниками.
Он поправил воротник лёгкой куртки, проверил, не виден ли атмосферник среди деревьев, и направился вверх по тропке. Кажется, он знал этот маршрут ещё до того, как ступил на него — «Друг» прислал подробный фотопланшет с пометками. Совсем небольшое шале Коралины находился за склонённой скалой, где всегда чуть прохладнее, даже летом. Кто-то построил его на совсем небольшом ровном пятачке посреди склона. Тупой угол неравноскатной крыши и большие плоские камни, которыми она была покрыта идеально вписывали строение в местность, а мох покрывший домик единым ковром уже с тридцати метров скрывал от любопытных взоров.
Подойдя к крыльцу, Филипп Иванович увидел, что дверь была приоткрыта. Генерал постучал, и, не дождавшись ответа, заглянул внутрь.
Коралина сидела в кресле у окна, закутавшись в шерстяной плед, с чашкой травяного чая. Её лицо было другим — не только посвежевшим, но и внутренне собранным. Она уже не выглядела пациенткой, брошенной в угол судьбы. Это была женщина, у которой вернули завтрашний день.
— Тино… — её голос дрогнул, но не сломался. Она встала.
Генерал подошёл ближе, чуть склонив голову.
— Рад видеть вас на ногах, Кора.
— А я — вас. И хотя вы ведь не врач, но… спасаете лучше многих.
Она подошла и обняла его. Тихо, просто, как человек, у которого отняли всё, а потом вернули главное. Внутри этого объятия было столько благодарности, что генерал не стал прерывать её словами. Просто легко похлопал по плечу.
— Вы уже знаете, что идёт восстановление? — спросила она.
— Да Кора. Фридрих сообщил, что вы сами поднимаетесь, передвигаетесь, пьёте чай — и даже, говорят, спорите с ним.
— Он не даёт мне готовить. Всё сам! — улыбнулась она. — Даже чай этот… из какого-то редкого альпийского шалфея… Он по моему, гордится им.
Генерал сел напротив, не снимая куртки.
— Я прилетел ненадолго. Вальтер скоро будет. Хотелось бы, чтобы мы поговорили.
— Он ещё не знает, как сильно мне лучше?
— Пока нет. Думаю, сюрприз будет хорошим.
Она кивнула.
— Тино… Я каждый день просыпаюсь и думаю: а вдруг это всё сон?
— Это не сон, Коралина. Это всего лишь шанс. Но дальше, всё в ваших руках. Мы сделали своё. Теперь вы в деле, и нам всем очень хочется что бы вы не подвели нас всех.
Он встал, открыл окно. Ветер шевельнул тонкую занавеску.
— Здесь красиво, — сказал он. — Даже очень. Почти как у нас, на юге.
— А я ведь хотела туда… в детстве… В Тарифе, казалось, это такая мечта.
— Мечты сбываются, если их оберегаешь. Вы — хороший пример.
Их разговор перешёл в тишину. За окном звенели колокольчики на шее коров. Вечер только начинался.
* * *
Мотор «Рено» заглушился на краю подъездной дорожки. Машина остановилась под навесом, усыпанным иголками сосен. Вальтер не спешил выходить. Несколько секунд он сидел, глядя вперёд, как будто собирался с мыслями. Потом выдохнул, снял перчатки и открыл дверь.
Он был в светлом летнем пиджаке и тёмно-синих джинсах, с небольшой дорожной сумкой в руке. Лицо — уставшее, но в нём больше не было той безысходности, что сквозила в Цюрихе. Скорее — настороженное ожидание, как у человека, готового увидеть чудо, но всё ещё боящегося в него поверить.
Генерал ждал его у входа. Подошёл на пару шагов и протянул руку.
— Приехали вовремя, Вальтер. Она будет рада.
— Как она? — голос дрогнул.
— Лучше, чем вы можете себе представить. Пойдём дружище.
Он молча кивнул и пошёл за Измайловым по тропке, петлявшей среди кустарника и валунов. Через пару минут перед ними открылся вид на небольшой домик, с распахнутыми окнами и тихо покачивающейся занавеской.
Изнутри доносился смех. Женский.
Вальтер замер.
— Это…
— Она. — Генерал положил руку ему на плечо. — Пора.
Он шагнул на порог.
Коралина стояла у стола, расставляя чашки. Увидев мужа, замерла. Их взгляды встретились, как две нити, натянутые через пропасть времени, боли, страха.
— Вальтер… — сказала она.
Он бросил сумку, подошёл, обнял её — осторожно, будто боялся сломать. Но она уже не была хрупкой. Обняла в ответ — крепко, по-настоящему.
— Я живу, Вальтер. По-настоящему.
— Я вижу… я не могу поверить…
Они стояли молча, пока генерал, чуть отступив, вышел в соседнюю комнату, аккуратно закрыв за собой дверь.
Через несколько минут генерал вернулся и, когда супруги немного пришли в себя, протянул Коралине небольшой бархатный футляр.
— Это вам, Коралина. Сувенир с далёкого берега.
Она раскрыла его осторожно. Внутри лежала ложка, тонко выточенная из янтаря почти молочного цвета — без трещин, мягко сияющая в свете окна.
— Какая красота… — прошептала она. — Это… настоящий янтарь?
— «Белый янтарь», — уточнил генерал. — Самый редкий. Не просто украшение.
Он сел рядом, заговорил тише,