– Прекрати смотреть на меня так, – цедит Давид, вытягивая меня из размышлений.
– Как так?
– Как будто я дурак, который совершает ошибку.
– Ты дурак, который совершает не просто ошибку, а собирается поспособствовать великому правительственному перевороту, который неизвестно к чему приведет. Нельзя решать такие вопросы в том состоянии, в котором ты находишься сейчас. То же самое могу сказать и о Константине. В таких делах нужна ясная голова, а вы сейчас ослеплены ненавистью и не можете здраво оценить последствия, к которым могут привести ваши необдуманные решения.
– А ты? – вдруг повернувшись ко мне всем корпусом, бросает мне в лицо Давид.
– Я пусть и скорблю и злюсь из-за смерти Ангела, но способен мыслить адекватно.
– Это понятно, но как бы ты поступил, если бы в этой могиле лежала Каролина с твоим нерожденным ребенком? Стал бы ты тянуть резину и позволять убийцам продолжать и дальше гулять по Морену и бед не знать. Да еще и новые убийства организовать? А, мог бы, Дим? – он хватает меня за грудки и встряхивает. – Мог бы спокойно жить и думать о жалких людишках на острове и о будущем, если бы в нем не было Каролины?
Подвергаюсь еще одной встряске брата, но она почти не ощущается из-за внутреннего землетрясения, что достигает девяти балов при мысли о смерти Каролины.
Каждую клетку тела заполняет не просто ярость с невыносимой болью, а нечто черное, тягучее, леденящее, превращающее меня из человека в живого мертвеца, которому не то что плевать на людей острова, ему насрать на всю нашу планету.
– Ну что молчишь? Сказать нечего? – раздраженно выплевывает Давид, продолжая сжимать мою рубашку. – Зато как легко учить и давать советы, когда твоя жена цела и невредима, да?! – повышает громкость голоса он, и в следующий миг возле нас вдруг раздается свистящий звук.
Давид вздрагивает и следом замирает, а я даже сообразить не успеваю, какого черта только что произошло, как в нескольких метрах от нас слышу до насмешливый мужской голос:
– Что-то он сильно раскричался. Захотелось успокоить.
После этих слов следует еще один свист, и нечто острое пронзает мою шею. Я не в состоянии ни вытащить пистолет, ни повернуть голову вправо, чтобы посмотреть, кто на хрен сумел пробраться к нам, миновав кучу охраны у входа? Сил хватает лишь на то, чтобы прижать руку к поврежденному месту и нащупать что-то похожее на дротик. Непосильная слабость стремительно разливается по телу. Конечности немеют и отказываются подчиняться, а мир расплывается как отражение на водной поверхности.
Мне едва удается увидеть, как Давид закатывает глаза и обмякает, падая на землю. И я падаю вместе с ним. Заваливаюсь на спину и тупо, не в силах больше двигаться, смотрю в ясное небо, что проглядывается сквозь густые кроны деревьев. И только слышу, как уверенные, размашистые шаги приближаются ко мне с каждой секундой.
Голова хмелеет, стук сердца как будто замедляется, а веки становятся килограммовыми, но мне удается удержать их полуоткрытыми до момента, когда мужчина в черной маске подходит ко мне и разглядывает содеянное.
– Приятно наконец встретить тебя в жизни, Дима. Нам давно пора было поговорить, – сообщает он и склоняет голову набок, изучая меня, как нечто необычное, будто я не человек, а незнакомое ему создание.
И я изучаю мужчину так же, пытаясь по одним лишь видным в отверстиях глазам определить, кто передо мной стоит. Целые три секунды пытаюсь, а потом сказанные им слова прекращают разбиваться о череп громким эхом.
Все шумы затихают, свет в разуме гаснет, и я погружаюсь в беспросветную тьму.
Глава 39
Каролина
Не помню, когда в жизни на моей душе так сильно скребли кошки, как это происходит с момента прощания с Димой. Всю дорогу до фамильного поместья я пытаюсь успокоиться, заверяя себя, что после похорон не может быть иначе. Даже если это похороны далеко не близкого человека.
Смерть есть смерть. Она дарит покой только мертвому, живым же она всегда приносит боль и тревогу – за себя, за близких, за всю жизнь в целом. Сразу начинаешь осматриваться по сторонам, оценивать то, кем ты являешься и чего добился. Размышляешь, двигаешься ли в нужном направлении или тебе стоит сменить курс?
Да, так зачастую и происходит, однако сейчас я не думаю о себе и о своей жизни совершенно. И даже не думаю о жизни сестер. Все мои мысли сконцентрированы на Диме. Не знаю, почему. Не могу объяснить, в чем причина такой сильной тревоги, зудящей под кожей, но мне с трудом удается усидеть на месте. В какой-то момент и вовсе намереваюсь потребовать водителя вернуться на кладбище, чтобы убедиться, что с Димой все в порядке, однако теплая рука Ари, коснувшаяся моей прохладной ладони, удерживает меня от этого странного порыва.
– Все будет хорошо, Кара, – произносит сестра, глядя на меня с теплой улыбкой. – Влад с Димой найдут убийцу и тех, кто угрожает нашей семье. Иначе быть не может.
– Да… Конечно… Просто… – торможу, не зная, как объяснить свои ощущения: меня изнутри морозит, а сердце мечется из стороны в сторону не в состоянии найти свое положенное место.
– Ну что такое? Поделись. Я же вижу, что ты сама не своя, – обеспокоенно отмечает Ари, разглядывая меня выжидающим взглядом.
Я смотрю в ответ и замечаю, что сестра тоже выглядит неважно. И дело не в эмоциональном состоянии, а в физическом. Лицо Арины бледное, а она сама какая-то сонная, уставшая. С ней явно что-то не так, но она все равно волнуется лишь обо мне. Это неправильно.
– Хватит беспокоиться обо мне, лучше расскажи, что с тобой? Ты не выспалась сегодня?
– Я?.. Эм… Да, долго не могла заснуть ночью. Наверное, из-за грядущих похорон, – нервно выдает Арина, вынуждая меня нахмуриться и ненадолго отвлечься от затаившейся во мне тревоги.
– Ты же понимаешь, что я в курсе, что ты сейчас врешь? – не отрываю сосредоточенного взгляда от сестры. – Что происходит? Вы с Олегом поссорились? – выдвигаю предположение, хотя не замечала какого-то напряжения между ними сегодня.
– Нет, у нас с Олегом все отлично.
– Тогда что случилось?
Арина прикусывает нижнюю губу, теребя пальцами ткань черного платья. Она продолжает нервничать, и мне это совсем не нравится.
– Арина, – подталкиваю я твердым голосом, и сестра наконец признается:
– Я беременна.
– Ой, – вырывается из меня непроизвольно.
Я ожидала услышать что угодно, но только не это, и в первый миг не понимаю, какие именно эмоции испытываю. Удивление? Радость?