На ватных ногах добираюсь до комнаты, погружённую в интимные красные тона, и скрываюсь внутри вместе с ним. Дверь закрывается, ограждая нас от шумной вечеринки, и, не тратя и секунды, я набрасываюсь на парня, словно оголодавшая тигрица.
В прямом смысле запрыгиваю на него, обвивая и руками, и ногами, и целую ещё яростнее и ненасытнее. Он сжимает мои ягодицы, чтобы удержать на весу, и я издаю стон ему в губы. Контакт тела к телу бередит и без того раздражённые рецепторы, туманит и без того пьяный разум, и я начинаю извиваться в его руках, требуя большего.
Боже! Что со мной? Почему в голове ноль мыслей, ноль желаний, ноль принципов, только крайняя необходимость быть оттраханной?
– Кровать, – всё, что удаётся вымолвить. И то получается это сделать едва слышно, но парень слышит и выполняет мою просьбу. Да что уж там. Настоящую мольбу нимфоманки, которую натуральным образом трясёт от похоти, и мне никак не унять эту дрожь. Только он это сможет сделать.
– Вы точно уверены? – вновь повторяет свой тупой вопрос, когда аккуратно укладывает меня на постель, словно фарфоровую куколку. Сам же не спешит лечь, а сверлит меня выжидающим взглядом, продолжая стоять у подножья кровати в одних лишь трусах.
– Я же сказала, что да, – с раздражением высекаю, с трудом шевеля языком и изнемогая от желания заняться сексом. – Хватит задавать вопросы. Приступай к делу. Я хочу тебя. И не нужно со мной нежничать. Я не хрустальная. Не сломаюсь, – добавляю требовательно, надеясь, что на этом наши пустые разговоры закончатся.
И, к счастью, они заканчиваются. К несчастью, потому что в комнате раздаётся громкий хлопок, похожий на выстрел. Он гулким эхом гудит в голове, а сразу после мой слух режет протяжный мучительный стон стриптизёра, по рельефному телу которого начинают течь капли крови. Я вижу их даже сквозь туман в глазах и красное освещение комнаты. Багровые сгустки текут по его груди, прессу и падают на мои щиколотки. Я всего две-три секунды наблюдаю за этой ужасающей картинкой, прежде чем парень от боли падает на пол, но для меня эти секунды кажутся вечностью.
Я успеваю и превратиться в статую от страха, и покрыться ледяным потом, и задохнуться от застрявшего в горле крика, и значительно протрезветь, наконец получив возможность осмыслить, что я только что собиралась натворить. И что за кошмар только что случился.
Парня подстрелили!
Кто? Почему? За что? Зачем?
На все эти вопросы я мигом получаю исчерпывающие ответы, когда заставляю себя отмереть и перевожу мутный взгляд в сторону двери, где стоит Титов.
Боже мой! Дима! Что он здесь делает? Он же должен быть на Корте. Но он здесь. Совсем рядом, сжимает в руке пистолет. Однако ему даже не нужно стрелять в меня, чтобы пронзить насквозь до удушливой боли между рёбер. Вместо пуль это делают его ледяные, точно арктические айсберги, глаза.
– Дима… Что ты тут делаешь? – выдаю не самый верный вопрос. Абсолютно беззвучно, одними губами, теперь уже дрожа всем телом не от возбуждения, а от панического страха.
Потому что это не мой привычный Дима стоит в нескольких в метрах от меня, а некто чужой, незнакомый, до жути пугающий и злющий как сам Дьявол. И причина его неукротимой ярости – это я.
Глава 30
Пространство приватной комнаты словно сужается в размерах, пока мы смотрим друг другу в глаза. Молчим. Дима тяжело яростно дышит, а я, наоборот, не могу сделать даже вдох. Воздух стал таким жарким, удушливым, словно в самой преисподней. Будто все красные лампы в комнате превратились в факелы и нагрели пространство до опасной температуры. Вдох-выдох. Нет, не получается. Сложно. Больно. И до омерзения гадко. От праведной злости и разочарования в Диминых глазах. От самой себя. От того, что чуть было не совершила. От того, что меня одолело какое-то умопомрачение всего после пары глотков коктейля. От того, что поставила под удар жизнь невинного человека, который лежит на полу, издавая болезненные стоны.
Только их звук прорывается сквозь оголтелые удары пульса в ушах, и я перевожу взгляд на истекающего кровью парня.
Ему нужна помощь. Срочно!
Страх за жизнь стриптизёра пересиливает страх перед Димой, и я начинаю ползти по кровати в желании добраться до парня, но вторая пуля, просвистевшая совсем близко от моего лица, вынуждает меня камнем застыть на месте, а треск разбивающегося зеркала – закричать и с ужасом посмотреть на Диму.
– Двинешься ещё хоть на сантиметр, и третью пулю запущу ему в лоб, – это первые слова, которые произносит Титов.
И что я могу сказать? Уж лучше бы он продолжал молчать. Обманчиво спокойный тон его голоса вместе со смыслом фразы пробирают меня до озноба.
– Дима, пожалуйста, – прошу срывающимся голосом.
– Что, пожалуйста?
– Ему нужна помощь. Он же умрёт.
– Об этом тебе нужно было думать раньше, – цедит он и направляет дуло в сторону парня.
– Не-е-ет! – срываюсь на крик, ожидая в любой момент услышать третий выстрел. – Умоляю! Не надо! Не делай этого! Он ни в чём не виноват! Он ничего не сделал! Он не хотел! Это всё я! Я виновата! Это я приказала ему прийти сюда со мной, у него не было выбора. Ты же знаешь. Он не мог сказать мне «нет!» – выкрикиваю я, не думая о том, что закапываю себя ещё сильнее.
Осознаю данный факт, когда Дима испепеляет меня взглядом, в котором я не вижу ничего из того, что видела раньше. Ни озорного веселья, ни насмешки, ни желания и тепла. Только холод, что немыслимым образом обжигает меня изнутри и снаружи. Он без слов говорит, что пощады мне ждать не стоит. Но плевать! Со мной Титов может делать что угодно. Заслужила. Признаю. Виновата по всем статьям. Однако парень не заслужил смерти. Его нужно спасти.
Секунды идут, моё сердце колотится на разрыв, а стоны стриптизёра продолжают бередить все струны моей души и натягивать нервы до предела. Я ничего больше не произношу. Боюсь, что любое слово может вынудить Титова выстрелить. И мысленно молюсь всем возможным Богам, чтобы Дима сжалился. Чтобы он сдержался и уберёг меня от безграничного чувства вины, которое будет сгрызать меня до конца моей жизни.
И какое же счастье я испытываю, когда вижу, что мои мольбы оказываются услышанными и Дима опускает руку с пистолетом.
– Ушёл отсюда, – тихо, но чётко приказывает он.
Я протяжно выдыхаю от облегчения, едва не выпуская