Обследование тов. Жегловым словарного материала занимает в его диссертации около 50 страниц, немногим меньше ¼ всей его работы. Это и есть то ценное, что спасает все построенное им здание.
Я познакомился с работой тов. Жеглова много месяцев тому назад, когда, к великому урону русского литературоведения, марксистский метод в литературе подменялся методом грубого социологизирования. К сожалению, тов. Жеглов за последние месяцы не успел или не смог перестроить свою работу, несмотря на мои настойчивые указания. Порочный метод всегда открывает широкие двери для субъективизма. Строится заранее схема и к ней подгоняется весь материал: что не укладывается в схему, то отбрасывается, факты неправильно истолковываются, это в худшем случае; в лучшем – факты не замечаются, просто пропускаются. Во всех этих грехах тов. Жеглов в значительной степени повинен. 40‑е годы; классовая борьба; классы: крестьянство, крупная и мелкая буржуазия, дворянство. Каждому писателю, каждому критику нужно обязательно дать сейчас же четкую классовую позицию, хотя бы тот ее и не имел, хотя бы этот писатель переживал очень сложную эволюцию, с мучительными колебаниями, подъемами и падениями. Разумеется, Белинскому нужно дать позицию самую левую – крестьянского демократа, сразу с самого начала 40‑х годов. Заодно прихватить Герцена и Некрасова. Так как Тургенев и Григорович с 50‑х годов уже становятся на позиции умеренного крыла либерального дворянства, то почему бы не отделить от них Белинского, для большей хотя бы его славы, и в годы 40‑е. Так как Белинский крестьянский демократ, то В. Майков, его антагонист, должен быть буржуазным демократом. Так как издателем «Современника» с 1847 года стал Некрасов, а критиком Белинский, то, конечно, «Современник» и есть журнал последовательной революционной демократии; а «Отечественные записки» с этого времени? «Отечественные записки» пусть будут журналом беспринципным. Так как Достоевский уже в 60‑х годах исповедует взгляды консервативные, то дадим ему и в 40‑х годах некую позицию, если еще не консерватизм, то во всяком случае тоже беспринципную; основание – он не пошел в «Современник», а остался в «Отечественных записках». Нет нужды <говорить>, что в «Современнике» участвуют в 40‑х годах такие «радикалы», как Дружинин, П. В. Анненков, тот же Тургенев, Григорович, Милютин, Случевский, В. Боткин, Кавелин и тот же В. Майков. А с другой стороны, москвичи, в том числе и Герцен, продолжают печататься в «Отечественных записках».
Схема, заранее приготовленная, с фактами не считается. Достоевский ушел от Белинского. По каким причинам? Очень удобно объяснить тем, что Достоевский отходит от позиции революционной демократии, не хочет или не может отражать в своем творчестве широкие перспективы социального протеста, классовой борьбы. Приводится факт, что Белинский требовал ввода в литературу крестьянина и Достоевский по этому пути не пошел. И еще: Белинский требовал в литературе партийности, Достоевский и на это не был согласен. Но Белинский вовсе никогда не отстаивал преимущества крестьянского типа – это раз, а во-вторых, всегда был врагом тенденции; для этого он и ввел понятие о беллетристике как о полулитературе, в общественном отношении очень полезной, но это не искусство. Достаточно прочитать его рецензии на Тургенева и «Деревню» Григоровича. Но как быть с тем, что Достоевский ушел из кружка «Современника» вовсе не вправо, а к петрашевцам? И кто такие петрашевцы, какова их политическая позиция?
Петрашевцы вообще самое слабое место в диссертации. Страницы, им посвященные, поверхностны. Тов. Жеглов утверждает, что у них не было четких форм борьбы – это с одной стороны, а с другой – они еще настойчивее, чем Белинский, требовали от писателя тенденциозности. Но ни первое положение, ни второе, несмотря на всю их противоположность, абсолютно неверны, как неверно и то, что кружок Дурова, отделившийся от общества петрашевцев, в состав которого входил Достоевский, был самый правый. Как же было на самом деле? Герцен о петрашевцах: они воинственные безбожники, истинные революционеры. Что же касается кружка Дурова, то характерен прежде всего его состав: 1) Момбелли и Львов – они же авторы проекта тайного общества с такими двумя пунктами: а) принимать только республиканцев, б) карать смертною казнью за измену; 2) Филиппов – автор «Десяти заповедей», рассчитанных на религиозное крестьянство, с целью доказать, что сам бог освобождает от присяги и верности царю, если царь не заботится о подданных; 3) Григорьев – автор «Солдатской беседы», распространенной прокламации для войска; 4) Головинский, который резче и последовательнее, чем другие, стоял за освобождение крестьян хотя бы путем восстания; 5) во главе кружка стоял Спешнев, к которому сходятся все нити, человек, о котором Плещеев отзывается, что он единственный среди петрашевцев, у которого слово с делом не расходилось. Он же автор проекта печатания нелегальной литературы за границей. Петрашевский за судебную реформу в первую очередь; дуровцы – за освобождение крестьян. Роль Достоевского в кружке Дурова, вернее: Спешнева, весьма активная. Об этом свидетельствует Григорьев, об этом же свидетельствует письмо Майкова к де-Пуле, об этом же – близость Достоевского со Спешневым; об этом же и сам Достоевский: был заговор, мы верили, что крестьянство за нас. Европейцы о дуровцах: они были левее нас и т. д. – Так приходится констатировать, что тема «петрашевцы» разработана тов. Жегловым поверхностно, схематически.
Не лучше обстоит дело с другим кардинальным вопросом диссертации: с Белинским. Эволюция его воззрений 40‑х годов не прослежена; границы между периодами утопического социализма и критического к нему отношения не установлены; литературные его взгляды намечены слишком общо; реализм как литературное понятие и его взгляды в плоскости общественно-политической смешиваются воедино. Творчество Белинского вообще использовано чрезвычайно скупо.
Что же касается центральной темы диссертации: «Творчество Достоевского в 40‑х годах», то она разработана слабее других. Влияние, например, Гофмана совершенно не учтено; Бальзак и Жорж Занд задеты лишь мимоходом. То же касается и русской литературы 40‑х годов; за исключением «физиологического очерка», она тоже совершенно не освещена, получается творчество Достоевского в каком-то безвоздушном пространстве. Да и эволюция, колебания самого Достоевского тоже освещены весьма недостаточно. Подвергаются анализу только «Бедные люди» и «Двойник»; о «Хозяйке» говорится словами общими, как о произведении романтическом, с наивной уверенностью, что раз романтическое, то обязательно ничего характерного для эпохи в нем не отражается. Другие же произведения: «Слабое сердце», «Белые ночи», «Честный вор», «Ползунков» и т. д. вовсе не принимаются во внимание, как не принимается во внимание и то, что «Хозяйка» была осуждена самим автором. Следовало бы также пристальнее вдуматься и в фельетоны Достоевского, в одном из которых он как раз становится на сторону Белинского, а не Майкова, и это уже после ссоры с «Современниками». Так сказался на диссертации дурной метод голого социологизирования.
Вывод. Однако, несмотря на все указанные недостатки, работу тов. Жеглова можно все же признать удовлетворительной по следующим мотивам:
1) Проработан очень большой материал, что доказывает добросовестность диссертанта.
2) В диссертации обнаружено неплохое знание если не эпохи в целом, то во всяком случае целого ряда моментов.
3) Во второй главе обследование и вовлечение в научный оборот совершенно нового материала из Словаря Кириллова. Эта часть, правда после довольно серьезных исправлений, может быть рекомендована к печати.
А. С. Долинин
Автобиография П. П. Жеглова, 2 мая 1939 г. [931]
АВТОБИОГРАФИЯ
Жеглова Петра Петровича
Родился в июле 1901 года в г. Хабаровске Дальневосточного края. Отец мой работал слесарем, помощником машиниста, машинистом. Мать вела домашнее хозяйство. Из трех сыновей я был младшим. Лет 12-ти ушел от отца и стал работать маркировщиком в артели грузчиков. Зимой учился в начальной школе.
В революцию 1917 года учился в высшем начальном училище. С весны 1918 года стал работать на Дальсельмаше вечером, а днем учился. В июле вернулись братья Николай и Сергей из партизанского отряда, тоже поступили на завод. В Хабаровск вступили японцы. Я жил со старшим