Считаю нужным добавить лишь следующее.
Ни в коем случае не соглашусь ни на дальнейшее «ужатие» моей работы, ни на замену конкретного и достоверного исторического материала, проясняющего творческую историю и содержание «Бесов» – по неизбежности субъективными и малодоказательными рассуждениями о художественных достоинствах романа. С каких пор оценки такого рода стали более ценным и желательным элементом жанра «Примечаний» – чем фактические данные о реалиях, прототипах, исторической обстановке и т. д.? Отмечу кроме того, что показ художественных достоинств романа мог бы явиться «палкой о двух концах». Вряд ли он способен был бы повысить оценку «Бесов» в глазах советского читателя: реакционное существо, облеченное в яркую художественную форму, становится от этого лишь еще вредоноснее.
Что же касается частных замечаний и пожеланий В. С. Нечаевой, то
1). Я не мог упомянуть о «Повести о Картузове» – потому что тогда следовало бы говорить и о других промежуточных, впоследствии отброшенных замыслах, наложивших отпечаток на «Бесы» («Зависть», «Смерть поэта» и т. д.) – а это заняло бы в совокупности много места.
2). Чтобы сказать о зависимости Достоевского от Краевского в 1840‑е годы, нужно несколько строк, которыми я не располагаю.
3). На стр. 60 вовсе не выходит, что «либералы – передовые люди 1860‑х годов». Этот упрек – плод явного недоразумения.
4). Если просто отослать читателя к «Довольно», ему будет непонятно, в чем элементы пародии в «Merci».
5). Если могли быть напечатаны явно скабрезные произведения Авенариуса, то тем более могла увидеть свет «Исповедь Ставрогина», написанная с громадным тактом и сдержанностью. Ведь пропустила же цензура сходные по содержанию страницы в «Преступлении и наказании» (о Свидригайлове).
Ф. Евнин 5 августа 1957 г.
Отзыв В. В. Ермилова на статью А. С. Долинина в т. VIII собрания сочинений Ф. М. Достоевского («Подросток»), 26 февраля 1957 г. [833]
Статья А. С. Долинина о романе «Подросток» для VIII тома собрания сочинений Ф. М. Достоевского представляет собою повторение старинной и общеизвестной неверной концепции тов. Долинина, развиваемой им в течение многих лет. Согласно этой концепции, Достоевский в романе «Подросток» переживал нечто вроде революционного поворота в своем мировоззрении. Версилов порицается за свой «атеизм» и близость к герценовским идеям, как оторванный от народной «почвы» бессмысленный интеллигент-отщепенец, «барин», а реакционный христианский проповедник Макар Иванович поставлен на пьедестал. А. С. Долинин целиком принимает все идеи Достоевского, а потому статья его представляет собою не что иное, как идеализацию реакционных взглядов Достоевского.
Я не буду полемизировать в этом отзыве с А. С. Долининым, так как сущность наших, непримиримых в вопросе о «Подростке» разногласий видна из моей монографии о Ф. М. Достоевском, вышедшей в Гослитиздате, и из моей вступительной статьи к собранию сочинений Ф. М. Достоевского.
В. Ермилов
26 февраля 1957.
Письмо редактора Гослитиздата К. И. Тюнькина редактору т. VIII собрания сочинений Ф. М. Достоевского («Подросток») А. С. Долинину, 28 февраля 1957 г. [834]
Уважаемый Аркадий Семенович!
Когда Вы были в Москве, я высказал Вам несколько соображений по поводу Примечаний к «Подростку». В этом письме я хочу развить и дополнить эти соображения.
Одно из существеннейших положений Вашей работы – положение о «заметном повороте в мировоззрении Достоевского», начинающемся в 1874 году. На мой взгляд, это положение обосновано недостаточно четко.
Во-первых, для понимания «поворота в мировоззрении» Достоевского совершенно необходимо разъяснить суть расхождений Достоевского с кн. Мещерским. Ведь радость Достоевского в связи с уходом из «Гражданина», о которой Вы пишете, может объясняться не расхождением с кн. Мещерским, а просто возможностью отдаться любимому труду – художественному творчеству. С другой стороны, расхождение с Мещерским могло быть вызвано именно стремлением Достоевского к сохранению своих взглядов, которые не тождественны взглядам Мещерского.
Во-вторых, что же меняется в самом мировоззрении Достоевского? Материал, который Вы используете, свидетельствует, что меняется отношение Достоевского к молодежи, настроенной революционно и атеистически («нигилизм»), но меняется лишь в том смысле, что Достоевский не представляет теперь авантюриста и проходимца Петра Верховенского воплощением сущности этой молодежи. Искания молодежи – для Достоевского – одно из проявлений «жажды обновления», «поисков правды», которые свойственны русским людям всех слоев общества, самых разных, часто противоположных убеждений. В «Дневнике писателя» подчеркивается именно принадлежность «ищущих» к «всевозможным разрядам и убеждениям» при общей черте: искренности и честности в поисках правды. («Разлад в убеждениях непомерный, но стремление к честности и правде непоколебимое и нерушимое, и за слово истины всякий из них отдаст жизнь свою и все свои преимущества, говорю – обратится в Власа» [835].) Другими словами, признается, что революционные идеи совместимы с искренней любовью к народу и высокой нравственностью.
В этом духе, мне думается, революционная молодежь и изображается в романе («монахи», «идеалисты» и т. д.). Для того, чтобы воззрения Достоевского периода «Подростка» были ясны до конца, необходимо проанализировать образы революционеров из кружка Дергачева, показать, как долгушинцы превращаются в романе в дергачевцев, отношение Достоевского к их деятельности и убеждениям. (Кстати, неясно, почему изображение долгушинцев, по сравнению с первоначальным замыслом, оказалось лишь эпизодом, хотя и значительным.)
В чем-либо ином, кроме отношения к молодежи, воззрения Достоевского изменились? Формулировка «заметный поворот в мировоззрении» позволяет думать, что меняется мировоззренческая система Достоевского в целом. Но ведь общественный идеал Достоевского неизменен, по-прежнему отрицаются революционные методы, «историческая постановка вопроса» (то есть в конечном итоге научный социализм и вообще социализм как результат объективного исторического развития), Достоевский за «русское», «православное», христианское – нравственное решение вопроса, у него, как Вы говорите, «много лет лелеемая концепция спасения и переустройства человечества», которую нельзя назвать новой и которую безусловно следует квалифицировать как глубоко реакционную.
Наконец, поскольку говорится о начале поворота в мировоззрении Достоевского в 1874 году, естественно возникает вопрос: когда же и чем завершился поворот, определил ли он мировоззрение Достоевского до конца его дней или этот поворот – явление временное? Такой вопрос тем более закономерен, <потому> что у Вас сказано: как бы ни менялись воззрения Достоевского к концу 70‑х годов, неизменно его благоговение по отношению к революционной молодежи. Какие же воззрения изменились?
Я считаю чрезвычайно интересным изложение идейного комплекса, связанного с тремя главными характерами (то есть по существу изложение «концепции спасения и переустройства человечества»). Очень важный недостаток этого изложения – почти полное отсутствие оценки. В результате кажется, что Вы соглашаетесь с Достоевским. Например:
1) Версилов, как Вы пишете, разъясняя смысл этого характера, – «тип высшей русской европеизированной интеллигенции, целое столетие жившей оторванно от народа и оставшейся навсегда вне его, несмотря на искреннее, казалось бы, желание хотя бы временами – подойти к нему ближе, обновить себя его вечной творческой силой». По Достоевскому, к этой интеллигенции принадлежали революционеры типа Герцена, все те, кто, усвоив передовую революционную и социалистическую мысль Европы, выступал против русских порядков. Достоевский считал деятельность таких людей беспочвенной и бесплодной. Мы, естественно, не можем согласиться в этом с Достоевским. (Мне кажется, хорошо бы сказать о прототипах Версилова, это помогло бы понять действительный смысл характера, тем более что на стр. 11 Вы очень бегло упоминаете о Герцене.)
2) Макар Долгорукий и «коммунизм». Почему Макар так заинтересовался «коммунизмом»? Почему коммунизм вдруг стал созвучен «русской идее»? Вероятно потому, что у фурьеристов и кабетистов Достоевский находил нравственную постановку вопроса (т. XII, стр. 60). Во всяком случае здесь необходим дополнительный анализ.
3) Не разъяснено содержание таких положений и понятий, типичных для Достоевского, как «русская мысль есть всепримирение идей», «правда русского народа», «русская идея», «европейская идея», «внутренняя свобода». Такое разъяснение тем более необходимо, <потому> что примечания рассчитаны на чрезвычайно широкий круг читателей, совершенно незнакомых с философией Достоевского.
Реальный комментарий желательно дополнить указанием на конкретные факты использования газетной хроники в разработке ряда существенных эпизодов романа, поскольку такое использование весьма характерно для метода Достоевского. На стр. 23 у Вас очень бегло, без пояснения, упоминаются слова штаб-ротмистра Дубельта и Колосова. Неискушенного читателя они естественно поставят в тупик – ведь в романе он их не найдет.
Надо дополнительно прокомментировать:
конфирмация (стр. 27; страницы указываются по изданию 1947), фискальные поборы (51), эпидемия самоубийств (66), мировые посредники первого призыва