В рецензии на биографию я указала, за счет чего могло бы идти в ней сокращение. Сообщаю свое мнение по поводу примечаний.
Менее всего подлежат сокращению самые примечания (постраничные). Богатство даваемых в них сведений надо сохранить и идти лишь по пути более экономного изложения. Но так называемая преамбула, по моему мнению, должна быть очень решительно и значительно сокращена. В ней есть разделы, которые не только не обязательны в таком издании, но могут ввести в заблуждение читателя. Возьмем главу 2 – «Наброски и планы». В ней автор перепечатывает подряд все замыслы, запечатлевшиеся в тетрадях Достоевского 1870‑х годов (между прочим, не указывая на даты, на места, где надо искать эти замыслы). Эти наброски и планы прямого отношения к «Братьям Карамазовым» не имеют, и только некоторые могут считаться косвенно к ним относящимися. Связь этих планов с романом не вскрывается и читатель, который, конечно, будет думать, что это «планы и наброски» к роману, должен ломать голову, как они были использованы Достоевским. Ни широкому читателю, ни тем более исследователю перепечатка подряд всех этих архивных отрывков без указания дат, их окружения и т. д. совершенно не нужна. Это не является в то же время и «новацией». Большинство этих планов было опубликовано – к публикациям можно отослать. В крайнем случае можно написать одну-две страницы о поисках Достоевским идеи, темы, сюжета романа и наличии разных неосуществленных замыслов, а также тех, которые ближе к «Братьям Карамазовым», и таким образом сократить страниц на 10 введение.
В изложении истории написания романа я возражаю против огромных цитат из писем Достоевского. Их надо заменить кратким пересказом. Особенно это касается книги «Великий инквизитор». Достоевский много писал о значении этой части романа, давая длинные толкования своего понимания. Задача комментатора – изложить точку зрения автора по всем этим материалам, если нужно – противопоставить ей иную точку зрения, а не перепечатывать в подбор все, что написал Достоевский о «Великом инквизиторе», заставляя читателей самостоятельно разбираться в этих весьма сложных и весьма противоречивых авторских свидетельствах. Посвятив целую главу «Великому инквизитору», автор статьи потом еще не раз возвращается к его толкованию и комментированию.
Думаю, что надо сильно сократить и отголоски критики на роман, не цитируя малозначительные издания и во всяком случае построив перечень хронологически. Отзывы В. В. Ермилова и Г. М. Фридлендера находятся между отзывом «Молвы» 1880 г. и «Руси» 1881 г. (см. стр. 54) и до Луначарского и Горького, что производит странное впечатление.
Л. П. Гроссман владеет огромным количеством материалов, так или иначе относящихся к «Братьям Карамазовым». Их полное использование возможно лишь в специальном исследовании о романе. Стараться внести как можно более сведений и наблюдений в преамбулу нерационально: исследования не получается, а читателю предлагается множество сырого материала, с которым он должен справляться. Отсюда вывод: необходимость экономной перестройки этой части работы.
Меня очень удивило полное отсутствие ссылок на источники как в преамбуле, так и в ряде примечаний. Количество цитат огромно, и редко-редко можно встретить указание на то, откуда она взята. Этот недостаток надо восполнить, что, к сожалению, послужит еще к увеличению текста примечаний и, вероятно, еще займет некоторое время для подготовки рукописи к печати.
У меня есть ряд замечаний к изложению вводной части примечаний. Я не могу, например, согласиться с первым абзацем, с тем, что романы «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы» «вдохновлены» современными уголовными процессами, выросли из них («уходят корнями»). Из уголовщины берется сюжет, но разве уголовщина «вдохновляла» Достоевского, растила его глубокие философские создания?
Не могу согласиться, чтобы мы солидаризировались с Сергеем Соловьевым в том, что под влиянием Владимира Соловьева Достоевский создал идейный облик Ивана Карамазова – сопоставьте шестидесятилетнего Достоевского и двадцатилетнего Владимира Соловьева (стр. 13). Нельзя сопоставлять мимоходом, не доказывая и не развивая, слова великого инквизитора с доводами Белинского и видеть в легенде «продолжение» спора Достоевского с Белинским (стр. 26), или выражение Достоевского «реализм в высшем смысле» связывать с использованием им газетных сведений.
Думаю, что надо поправить ряд выражений. Нельзя, по-моему, называть автора «Карамазовых» в 1880 г. «умирающим романистом» (стр. 38), или писать «романное искусство» (стр. 35), «реакционное исповедание эпохи» (стр. 42), «аутентичность средств» (источников? стр. 44). Что за «жертвенный конец» Смердякова? – конец злобный и мстительный по существу (стр. 49). Выражение «пронзительно-унылое» дарование чрезвычайно не вяжется с трагическим пафосом Достоевского, а вся окончательная оценка «Братьев Карамазовых» при всех предшествующих высоких оценках – какая-то половинчатая, замененная сравнением вместо прямых и решительных слов (стр. 50).
Перехожу собственно к примечаниям к «Братьям Карамазовым». Не сокращая их по существу, их нетрудно более экономно излагать, отбрасывая малозначительные для данной цели детали. Например, в объяснении к «Эвклидовой геометрии» зачем библиография статей о Лобачевском (стр. 90)? В объяснениях к злодействам турок в Болгарии также перечень литературы, которую Достоевский «несомненно знал». Но он мог знать и многое другое – в данном случае библиографические сведения случайны (стр. 91–92). То же с указанием литературы, по которой Достоевский «знал» эпоху Инквизиции (стр. 96) и др. То, что было в биографии и преамбуле, можно не повторять, а отсылать – например о высказываниях Горького о Лизе Хохлаковой кажется говорится в трех местах (с. 117, 87); о Чермашне есть в биографии (стр. 104). Там же о купцах Куманиных и записи песни Смердякова (стр. 88). О кульминационности главы «Pro и contra» было в преамбуле (стр. 88) и т. п. Иногда встречаются повторения объяснений в почти рядом расположенных примечаниях (например, объяснение inferno – к стр. 161 и к стр. 200), и особенно на стр. 97–98 комментарии к стр. 286.
Думаю, что ряд слов иностранного происхождения можно бы не объяснять: антропофагия, пьеро, эпидерма, бурбон, аффект и т. п. Излишними мне кажутся переводы имен Эсфирь, Исаак и др. (стр. 106, 107). Есть неудачные и неточные объяснения, например на стр. 55 сопоставляется тема отцеубийства и тема цареубийства (Каракозов и Карамазов), а как же тогда: Александр II – Федору Павловичу Карамазову? Вряд ли что-либо подобное приходило в голову Достоевскому.
Физиономия древнего патриция у Достоевского – это описание внешности, следовательно надо бы привести какие-то изображения – бюсты, медали. Утверждение, что эпоха декаданса является идеальной для Федора Павловича кажется мне изысканным (стр. 68).
Апостол Фома, насколько я помню, говорит о перстах, вложенных в рану, а не о руке. Откуда взято объяснение в скобках об обмороке – это что-то не евангельское (стр. 69).
Когда Русь приняла христианство, для нее священным стал Царьград, Константинополь, а не Стамбул (стр. 69).
Думаю, массовый читатель может понять превратно выражение «с особым институтом старчества» (стр. 70).
Непонятно объяснение «Человек горячий и новый» – «земские деятели считались новыми людьми» – надо бы сказать, сторонники реформ и т. п. и пр. (стр. 76).
Неудачно объяснение Диогенова фонаря, лучше совсем не надо – общеизвестно.
Если уж упоминать об альманахе «1 апреля» (о котором 99% читателей никогда не слышали), то надо увязать его с Достоевским. А лучше – совсем выбросить.
Примечания к стр. 206 и 211 (на стр. 84) требуют проверки и дополнения: там не только четверток, но и пяток – пятница, неделя – воскресенье, и другие церковнославянские наименования.
Насколько мне помнится, III Отделение помещалось именно у Цепного моста, и здесь употребляются стихи именно в этом смысле (стр. 85).
Надо бы точную цитату из «Гамлета» (стр. 92) посмотреть по переводу Полевого (та же стр.).
Нельзя «злоупотреблять» крепостным правом, так как это «право» – само злоупотребление (стр. 95).
Что может понять читатель из такого объяснения в связи с упразднением светской власти папы: «Это событие отразилось на публицистике Достоевского 70‑х годов, в которой (публицистике?) папа выходит к массам „пеший и босой“».
Где и когда это печатал Достоевский? (стр. 103).
Можно лишь иронически сказать: «Христос начал свою деятельность, совершив чудо» (стр. 109).
Надо указать, когда впервые и где был напечатан Пушкинский Table Talk (стр. 109). Какую статью, где и когда напечатал Салтыков (стр. 110).
Если указывать, что Достоевский знал поляков только по ссыльным, то получается, что прототипом Муссяловича и других были сосланные политические деятели, что, мне кажется, только ухудшает оценку