Она смотрит на меня с еле заметной усмешкой, словно я рассмешила ее:
– Ханна, ты ведь на самом деле не думаешь, что существует некая Лейси?
Подмигнув мне, Клаудия широкими шагами выходит из кабинета.
* * *
Я пялюсь на открытую дверь с разинутым ртом. Какого черта! Спотыкаясь, я подхожу к столу и плюхаюсь в кресло. Господи, неужели она сочинила всю эту историю, предполагая, что в ответ я изолью ей душу?! Но откуда она узнала, что у меня есть тайна?
Я тупо глазею на свой ноутбук… ноутбук. Да. Конечно… его крышка была откинута в то утро, когда она пришла испытать репелленты от комаров! Я показывала Джейд свое предложение другому каналу. Вероятно, Клаудия прочла его, пока я промывала глаз, в который она прыснула репеллент. Я обхватываю голову руками. Как я могла проявить такую беспечность?!
Замечаю на столе записку, читаю ее.
Ханна, не сомневайся! Я с радостью подменю тебя на время твоего отъезда в Мичиган. Не волнуйся, дорогая, шоу остается в хороших руках!
Обнимаю,
Подчас никакой макияж не в состоянии скрыть наши безобразные изъяны. Я бросаю записку в шредер и смотрю, как она превращается в конфетти.
Глава 23
Меня продолжает трясти от последнего шоу, и я с размаху захлопываю дверь своей квартиры. Швыряю почту на кухонный остров. Одно из писем скользит по гранитной столешнице и падает на пол. Я опускаюсь за ним на корточки и замечаю фирменный знак винодельни. Перед тем как открыть конверт, я закрываю глаза и прижимаю письмо к сердцу, стараясь как можно дольше насладиться единственным за этот день моментом радости.
Дорогая Ханна, рискуя показаться желторотым юнцом, вынужден признаться, что каждый день бегаю к почтовому ящику в надежде найти там письмо – или буханку хлеба – от тебя. Мое сердце тает от созерцания твоего почерка на этой розовой почтовой бумаге.
Есть ли новости о твоей должности в Чикаго? По-моему, это потрясающая перспектива для тебя, но не скрою: мой энтузиазм отчасти эгоистичен. Только представь, мы с тобой окажемся всего лишь в пяти часах езды друг от друга.
С нетерпением жду твоего следующего приезда, когда бы это ни случилось. С каждым днем становится теплее, и спешу сообщить, что снег растаял, остались лишь горы, созданные снегоочистителями. Теперь намного уменьшился шанс поскользнуться на льду и разорвать платье.
Я со смехом усаживаюсь на табурет.
На рассвете, когда встает солнце и виноградные лозы еще плавают в дремотной дымке, я совершаю ритуальный обход своей собственности. Именно в эти ранние часы, когда я остаюсь наедине со своей землей, я думаю о тебе чаще всего. Я воображаю себе, как ты за что-то ругаешь меня, например за бейсболку Зака или Иззи с символикой «Утиной династии», которую я иногда ношу, или за тесную фланелевую куртку моего отца, которую я надеваю в холодные дни.
Или, может быть, выговариваешь мне за то, что в удачный год я работаю почти без продыха. Можешь называть меня глупцом, но мне это нравится. Я привык жить по своим законам. Никаких начальников. Никаких поездок на работу и обратно. Никакого дедлайна. Ну, может, дедлайн и бывает, но в целом мои мечты осуществились. Многие ли могут этим похвастаться?
Меня огорчает – и довольно сильно – лишь то, что у меня нет подруги. Да, время от времени я хожу на свидания. Но я не встречал ни одной, которая, как ты, заставляла бы меня не спать по ночам, вспоминая ее улыбку или представляя себе, чем она сейчас занимается. Кроме тебя, нет ни одной, чей смех я пытался бы воскресить в памяти или в чьих глазах мечтал бы утонуть.
Если же ты думаешь, что я слишком много работаю, не сомневайся – четыре месяца в году я предоставлен себе. В прошлом году я провел месяц в Италии, на следующую зиму собираюсь в Испанию, хотя Чикаго не исключается. Просто к слову пришлось.
Пожалуйста, дай мне знать заранее, когда приедешь в нашу глухомань. Тут есть один винодел, которого ты можешь сделать очень счастливым.
P. S. Если вдруг соберешься завязать с журналистикой, должность пекаря пока свободна.
В сумерках мы с Джейд шагаем по Джефферсон-стрит, чтобы встретиться в книжном магазине «Октавия» с Дороти и некоторыми другими жителями «Гарден-Хоума», которые вместе с нами придут послушать Фиону Ноулз. Я чувствую себя мошенницей, притворяющейся защитницей Фионы и ее камней, а что еще мне остается? Меня прижали к стенке и выставили напоказ.
– Сегодня я получила письмо от Эр-Джея, – делюсь я с Джейд.
Она поворачивается ко мне:
– Да? От того винодела? Что пишет?
– Да ничего… или все. Он классный. Он тот, кого я хотела бы узнать получше, будь я одинокой женщиной из Мичигана.
– Мичиган не так уж далеко от Чикаго, на той стороне озера, верно? Неплохо иметь запасной вариант на случай, если твой мэр притормозит.
– Да нет. Это просто забавная переписка. Я даже не дам ему адрес моей электронной почты. Не хотелось бы переступить черту.
– Может быть, эта черта стоит того, чтобы ее переступить?
– Перестань! – прошу я. – Ты ведь знаешь, как я отношусь к Майклу.
Мы сворачиваем на Лорел-стрит.
– Мэрилин придет туда? – спрашивает Джейд.
– Нет. Я позвонила ей с напоминанием, но она сказала, что ее это не интересует. Конечно, я не виню Мэрилин. Я снова стала извиняться перед ней за вчерашнее фиаско, но она прервала меня. Она даже не упомянула имя Дороти.
– Бедная Дороти! Хорошо, что ты наконец помиришься с мамой. Дороти довольна, да?
– Да. – Я улыбаюсь. – Наконец-то она оставит меня в покое.
– Ей просто хочется, чтобы ты выслушала мнение своей мамы, пока еще не поздно.
– Ладно, Джейд, ты говоришь это мне или себе?
Она засовывает руки в карманы.
– Ты права. Я должна рассказать папе правду о моей вечеринке в день рождения. Я уверена.
Но так ли это? Я сама, раньше поощряя ее в этом желании, теперь начинаю сомневаться. Понятие о чистой совести подчас переоценивают, особенно когда дело касается такой банальности, как вранье по поводу того белого ковра.
– Джейд, может, стоит просто оставить все как есть? Что плохого в том, если твой папа будет считать свою