Корпоративная собственность отчасти основана на идее «работы по найму». Она, в свою очередь, обязана своим рождением давнему обычаю под названием «право цеха», которое позволяет работодателю использовать изобретение работника без оплаты работнику, если это изобретение было сделано с использованием времени, материалов, средств или оборудования работодателя [289]. Но «авторское право работодателя» в его современной форме появилось из-за странности американского законодательства XIX века. Поскольку большинство издаваемых книг не были защищены авторским правом – пиратские романы из Европы, пиратские учебники грамматики и так далее, – значительная доля регистраций авторских прав до 1860-х годов приходилась на произведения без единого или даже определяемого авторства, такие как карты, диаграммы, словари и справочники. Долгое время велись баталии за авторские права на судебные заключения, которые были разрешены специальным Законом о типографиях 1895 года, устанавливающим, что они являются общей собственностью и могут быть скопированы без ограничений. В большинстве спорных случаев, особенно в тех, которые касались прав владельцев театров и драматургов, действовало правило, что авторские права принадлежат автору, а не работодателю. В одном британском руководстве по данному вопросу этот консенсус был сформулирован следующим образом: «Лицо, которое нанимает и оплачивает автора для написания драматического или литературного произведения, не обладает в силу найма исключительным правом на представительство или авторским правом».
Это был 1857 год. Однако к началу XX века все начало меняться. Решение судьи Оливера Уэнделла Холмса по делу о цирковых афишах 1903 года стало эпохальным сразу в нескольких смыслах. Оно снизило порог оригинальности практически до нуля и позволило компании-литографу, печатавшей плакаты, а не (анонимному) художнику, нарисовавшему их, владеть авторскими правами. Таким образом, он демонстрирует раздвоение в юридическом сознании – своего рода шизофрению. Три картины, о которых идет речь, заявил судья Холмс, были «личной реакцией человека на природу» и, следовательно, содержали «нечто уникальное», что делало их надлежащими объектами авторского права – однако авторское право, которое он подтвердил, апеллируя к индивидуальности произведения, он также передал в следующем предложении безличной компании Courier Lithographing Company.
Подобное двуязычие сохраняется в законах об авторском праве до сих пор. Действующий сейчас в США Закон об авторском праве 1976 года (US Copyright Act of 1976) распространяет защиту на компьютерные программы только «в той степени, в какой они включают авторство в выражении оригинальных идей программиста» – но в то же время позволяет, чтобы авторские права принадлежали не программисту, а компании, которая его нанимает.
Некоторые утверждают, что закрепление прав на произведения за работодателями – неизбежная мера в условиях современного медиапроизводства. Радиопостановки, фильмы, музыкальные записи и программы создаются совместными усилиями множества людей, и, как считают сторонники этой позиции, разделить права между всеми участниками – от творческой команды до технического персонала – практически невозможно. Однако такой аргумент в пользу удобства противоречит основополагающим принципам законов об авторском праве, которые, как в Великобритании, так и в США, изначально были призваны предоставлять исключительные права авторам и изобретателям на их произведения и открытия.
Возникает ощущение, что Конституция США и связанные с ней законы об авторском праве больше не опираются на свои изначальные принципы. Вместо этого они как будто руководствуются негласной установкой: «Стимулировать создание источников прибыли, закрепляя за корпорациями практически вечные права на результаты труда их сотрудников и подрядчиков».
Однако такой аргумент в пользу корпоративного авторского права звучит неубедительно. Электронные таблицы позволяют без труда распределять доходы от использования произведений с точностью до мельчайших долей. Нет никакого технологического или структурного препятствия, чтобы начать распределять роялти между всеми людьми, создавшими произведение. Этим уже занимаются на постоянной основе многие организации в сфере лицензирования авторских и композиторских прав: например, ASCAP в США, Общество по лицензированию авторских прав и сбору вознаграждения (Authors’ Licensing and Collecting Society, ALCS) в Великобритании и Общество музыкальных авторов, композиторов и издателей (Société des auteurs, compositeurs et éditeurs de musique, SACEM) во Франции.
Авторские права на произведения все больше отдаляются от самих авторов, что приводит к конфликту между текущей юридической практикой и изначальной риторикой, которая все еще используется для их обоснования. Подобное переосмысление языка XVIII века без признания того, что он означал в прошлом, загоняет законодателей и юристов в ловушку: чтобы говорить об авторском праве, им приходится скрывать противоречие, лежащее в его основании.
26
Кому принадлежат факты?
Если следовать процитированной ранее церковной средневековой максиме, факты принадлежат всем: Scientia donum dei est, Unde vendi non potest [290]. Этот принцип, хотя и в преобразованной форме, продолжает существовать в современных законах. Однако его полное соблюдение – задача не из легких.
В эпоху раннего Нового времени природа заменила Бога в роли источника истин, и с тех пор в праве для обозначения аспектов за пределами интеллектуальной собственности используется термин «факты природы». Патенты и авторские права были созданы для защиты нематериальных результатов человеческого творчества: идей, изобретений, произведений искусства. Они не предназначались для предоставления прав на «факты природы» – то, что существовало еще до того, как человек дал им словесное или инструментальное выражение.
Однако факты бывают разные. Существует бесконечное множество неизвестных фактов: например, рацион инопланетян, живущих где-то за тысячи световых лет от Альфы Центавра. Поскольку никто ничего про него не знает, никто не может заявить на такой факт права. Есть и другие факты – такие, что существовали всегда, но были открыты лишь недавно. Например, что пар заполняет объем, превышающий объем воды более чем в тысячу раз. Осознание этого привело к открытию, что сжатый пар можно использовать для приведения в движение механизмов. Но что сделал Роберт Бойль – открыл «факт природы» или изобрел паровую машину? Со времен XVII века различение этих понятий стало неотъемлемой частью истории прав на изобретения и устройства.
В сфере литературы ситуация сложнее. Книги по истории, считается, всегда содержат факты, даже если они неверны. В то же время библиотечные каталоги, которые записывают имена авторов и названия произведений, фиксируют и другие факты, возникающие только при составлении самого каталога: номера полок, местоположение книг и условия доступа к ним. Эти данные, пусть иногда неверные (как в тех кошмарных библиотеках, где читателей гоняют по лабиринтам книжных полок), являются результатом человеческой работы, а не «фактами природы».
В XVIII веке мыслители от Кондорсе до Канта соглашались, что права интеллектуальной собственности не должны распространяться на факты. Но в XIX веке в спорах о патентном и авторском праве стало все труднее поддерживать различие как между открытиями и изобретениями, так и между природными и созданными фактами. С