В одну из прогулок компаньонка услышала, как болтает с конюхом Стельга, а во дворе звенел по металлу металл. Жена управляющего, как будто бы запыхавшись, подбежала к компаньонке и захлопотала: «Как же, как же, такой холод, ведь простудиться совсем недолго», – похоже, она появилась не слишком вовремя. Стельга проводила в комнату и обещала найти запропастившуюся куда-то шерстяную шаль. Когда платок наконец обнаружился, дверь спальни неожиданно отворилась. Вошедшая госпожа Итка как-то чересчур ласково спросила:
– Ты ведь Стельга, верно? Отто сказал, ты родом откуда-то с востока страны.
– Да, госпожа. Но я была еще девочкой, когда мы с матерью перебрались в Рольну.
«Сбежали, – мысленно поправила компаньонка. – Только Фирюль их все равно нашел».
– Знаешь, я так боюсь собак, – вдруг заговорила Итка, – особенно этого бешеного Сорванца. Правда, что давным-давно в твоих краях гончие загрызли своего хозяина, господина… как его?..
– Залесского? Это такая жуткая история! Говорят, его дух так и бродит в развалинах замка, ищет колдунов-убийц. Я тоже ужасно боюсь собак, госпожа. Но если господин рядом, они не тронут.
– Я так и подумала. Стараюсь не ходить мимо псарни без Отто. Проверь пока, как идут дела на кухне, а мы здесь справимся сами. – Стельга, скрипнув половицей, вышла, а госпожа Итка сказала вполголоса: – Старый замок Залесских, запомнила? Расскажешь об этом месте госпоже Лукии, когда Отто станет владыкой. Пусть услышит именно от тебя.
– Ну ты и притвора, – беззлобно буркнула компаньонка.
Итка набросила ей на плечи шаль и легонько ткнула в бока пальцами.
– Кто бы говорил.
С каждым днем компаньонка все отчетливее слышала тяжелые шаги – их становилось больше, они учащались, как сердцебиение, разгоняя кровь по жилам этого дома. Скрипела кожа, свистела сталь, гулко трещало дерево: казалось, будто Тильбе готовятся к войне. «Так и есть, – ответила Итка на прямой вопрос. – В пути может случиться все что угодно».
За время пребывания в усадьбе Лукия Корсах заглянула к компаньонке только пару раз, но ее это не особенно расстраивало: в присутствии лучезарной госпожи попробуй удержись от ядовитого замечания.
Когда пришла пора уезжать, компаньонка очень долго прощалась со Стельгой; осторожно трогая ее округлившийся живот, спросила:
– А это больно?
– Нет, госпо… Нет, не больно. Больно бывает от других вещей.
Они обнялись, и компаньонка шепнула Стельге на ухо:
– Пусть собаки отгрызут твоему мужу руки, и он не сможет больше тебя бить.
– В добрый путь, – печально ответила Стельга, – моя госпожа.
Повозка Лукии Корсах изнутри скрипела дорогой обивкой. К этому звуку пришлось привыкать, потому что две другие служанки, как и их хозяйка, ни мгновения не сидели смирно. Вечно находили что обсудить, над чем похихикать, кому перемыть косточки, и через некоторое время стало ясно, что уснуть здесь просто-напросто не дадут. На ухабах потряхивало, в колесах что-то стучало, девушки, так их растак, не умолкали.
– Моя дорогая!.. – обратилась вдруг к компаньонке лучезарная госпожа, зачем-то повысив голос.
– Не нужно кричать, – поморщилась она. – Я ничего не вижу, но слышу-то хорошо.
– Расскажи, как ты попала в Тильбе, – спокойно и даже ласково произнесла Лукия.
Компаньонка вжалась в угол, бросила раздраженно:
– Не хочу.
– Дорога дальняя. Мы могли бы скоротать время за беседой.
– Я предпочла бы, – заговорила она, как если бы снова стала госпожой, – чтобы мне почитали стихи.
– Тебе нравятся стихи? – удивилась Лукия. – Какие твои любимые?
– Поэта, которого зовут Ясменником.
– Почему?
– Он грустный. – Она пожала плечами. – Как я.
– Тебе грустно? – участливо спросила лучезарная госпожа, словно не догадывалась, что сама же и создала вескую причину для грусти. Компаньонка отвечать не стала, и Лукия коснулась ее руки. – Когда приедем, я найду твоего поэта, и он сам прочтет тебе свои стихи.
– Правда? Вы это можете?
– Я могу все, дорогая, – доверительным полушепотом произнесла госпожа, вызвав коротенький смешок служанок.
Компаньонка хмыкнула и подумала: «Когда Матей из Тарды меня вылечит, я тоже буду смеяться».
Они, как будто решив ее подразнить, стали вслух читать всякие стихи, какие угодно, кроме строчек Ясменника. Дурацкая игра без правил и победителей – неужели так теперь будет всегда? К радости компаньонки, вскоре все прекратилось, потому что повозка, натужно заскрипев колесами, довольно резко остановилась.
– Что такое, Кашпар? – поинтересовалась Лукия, с тихим шорохом отодвинув занавеску.
– Оставайтесь внутри, – раздался уверенный мужской голос. – Кто-то преградил путь, но Отто, думаю, разберется.
– А где мы? – обеспокоенно спросила компаньонка.
– Мне сказали, где-то здесь пепелище, – ответил Кашпар, – и курганы Старой Ольхи.
Глава 25. Десятка мечей
В день, когда сгорела усадьба Ольшанских, ветром сгибало пополам деревья. Огромное поле, посреди которого раньше высилась крона колдовской ольхи, продувалось во все стороны между лесом и осиновой рощей. Сегодня все совсем не так: Гашек не ощущал ни порыва, ни даже легкого дуновения. На западе показались три темных точки: возвращались разведчики.
– Идут! – прокричал издалека Соловей.
«Даже индюком орать умеет, не отличишь, – говорили про него в отряде, – и стреляет, собака, отлично». Гашек не вполне понимал, зависть это или восхищение, но на всякий случай держал дистанцию. Он запомнил, может, с десяток имен рядовых и хорунжих, и все эти люди в числе других строились теперь в шеренги: каждый при хорошем оружии, на верном боевом коне. «Столица нас не забудет, – предвкушал Гоздава, почему-то приговаривая: – Снега бы только нападало поменьше».
Линия горизонта, как гусиное перо, которым Гашек так и не научился пользоваться, постепенно заполнилась чернилами. Две армии остановились друг напротив друга. Людей у Тильбе приблизительно вдвое больше – если не знать, что еще шесть полных хоругвей гетмана притаились в лесу. «Успеем показаться во всей красе, – объяснял Бруно. – Сейчас нам нужно будет договориться, так что постараемся их не смущать».
Здесь, на поле, остались со своими воинами Кулхавый и троица братьев Чубов, которых дожидались в Рольне. Старший, когда ему представили Гашека, высоко поднял палец, мол, стой на месте, ушел и вернулся с тяжелым шлемом, похожим по форме на куриное яйцо. «Надень и не снимай, – настойчиво велел Чуб. – Вижу, он тебе очень нужен». Гашек не разобрался, как к этому относиться, но подарок принял.
На той стороне плясали на шлемах и латах солнечные блики. В первых рядах воинов Тильбе оказалось немало верховых: среди них, наверное, сам господин Отто и…
– Там, на вороной лошади! – Куница ткнул пальцем. – Это ведь она, да? Это Итка?
– Может быть, – процедил Бруно и коротко кивнул гетману. Развернул коня. – Гашек, поедешь с нами.
Куница тоже подался вперед. Саттар перехватил поводья его лошади.
– Куда собрался? Не хер тебе там делать.
Они начали спорить, но Гашек