Город, недавно выстроенный, наполненный торгашами, начинающими жизнь без малейшего понятия о требованиях, вселяемых рождением и воспитанием. Но пусть господа аристократы посмотрят. Нью-Йорк истратил миллионы на опрятность, а под золотыми ливреями ваших слуг и в бархатах ваших великолепных занавесей, возможно, гнездится бесчисленное население, оспаривающее права собственности.
Нет аристократии без чистоты тела! Пора делать водопроводы. Это и удобно, и дает экономию'.
Эти призывы не остались незамеченными в России. Но быстро сдвинуть такую глыбу, конечно, было невозможно, особенно сейчас, когда шла война.
Рассказывая свои впечатления о жизни «крупнейшего базара в Америке», он писал: 'Редакции журналов, биржа, банки, маклеры — все торговцы и спекулянты, честные и бесчестные, столпились в южной части города вокруг Бродвея, бесконечной улицы, разделяющей Нью-Йорк на две части. Там же театры, магазины, конторы обществ и аукционы.
К восьми утра улицы заполняют омнибусы. Кажется, что весь Верхний город валит в Нижний. В них полагается находиться 12 человекам, а входит 16 и 20. Бывает, садятся на колени, и никто не возражает. Единственная улица, куда не проникла всеобщая суета — 5 авеню. Поселиться там мечтает всякий. Улица делит город на восточную и западную половины и является средоточием богатства и роскоши местных нуворишей.
Повторяю, не ищите в штатах высоких нравственных побуждений, они не существуют. Зато много здравого смысла, который подчас важнее для народа и его счастья, чем порывы сердца. Чувствами можно обнимать семью, а не государство и народ'.
Вот в духе этого прагматического, сугубо делового и нацеленного на извлечение выгоды подхода, которым буквально был пропитан весь этот город, Иван Алексеевич и действовал для выполнения поставленной командующим цели.
Одной из отличительных черт Америки вообще и Нью-Йорка в частности было огромное количество иммигрантов. На его широких улицах можно было встретить представителей всех рас и народов, услышать говор на всех языках мира. И так уж случилось, что одной из самых бедных, но при этом довольно сплоченных групп стали сбежавшие с родной земли ирландцы. Но что еще более важно, практически все бывшие жители «Изумрудного острова» имели большой зуб на англичан.
Начало Крымской войны вызвало в среде националистически настроенных иммигрантов очередной взрыв патриотизма. Приятно было осознавать, что в мире есть еще люди, считающие своим долгом стрелять в ненавистных поработителей. И чем больших успехов добивались русские армия и флот, тем больше ликовали изгнанные со своей родины фении.
Воодушевленные этими победами изгнанники требовали от своих вождей включиться в борьбу. И те, по крайней мере, на словах, были не против, но обычные для лидеров «Молодой Ирландии» склоки и разногласия едва не спустили, как говорят машинисты, весь пар в свисток.
Несмотря на то (а возможно и благодаря тому), что было создано множество радикальных ирландских обществ, все попытки организоваться для того, чтобы нанести удар по Англии или тем более высадиться на родном острове, провалились. Как ни прискорбно, свою лепту в охватившую ирландских иммигрантов беспомощность и слабоволие внес очень влиятельный уроженец Ирландии — архиепископ Джон Хьюз. Обычно довольно резкий и непримиримый (до той степени, что получил среди своей паствы весьма примечательную кличку Джонни-Кинжал) он почему-то категорически возражал против очередных «сумасбродных затей» революционеров.
Тем не менее, Нью-Йорк кишел ирландцами, среди которых оказалось немало участников восстания 1848 года, вынужденных бежать в САСШ после его провала. И почти все эти решительно настроенные и не боящиеся крови люди сразу по прибытии в Америку записались в один из четырех ирландских добровольческих полков. 9-й, 69-й, 72-й и 75-й [1]. Впрочем, по русским меркам эти ополченческие формирования не дотягивали и до батальона, да и в плане выучки вызывали скорее раздражение, зато энтузиазма у них хватало, все грезили свободой родного острова и стремились сражаться с ненавистными британцами.
Оставалось лишь поднести спичку к фитилю, чтобы вся эта критически настроенная масса вспыхнула. И такой спичкой стал шкипер «Аляски» Патрик О'Доннелл, с комфортом расположившийся в небольшом, но весьма приличном особняке с прислугой на той самой, делящей Манхэттен пополам респектабельной 5-й авеню.
Там он с охотой принимал не только партнеров по бизнесу (или точнее сказать, скупщиков добычи), но и своих старых знакомых, помнивших его совершеннейшим голодранцем. Разлетевшиеся по всем трущобам слухи о свалившемся на Пата богатстве вызвали настоящий ажиотаж. И никто даже не подозревал, что и дом и роскошный выезд новоявленного миллионера находятся в аренде.
Одним из первых, клюнувших на этот крючок, оказался молодой капитан Майкл Коркоран. Он состоял в 69-ом ирландском добровольческом полку. О'Доннелл привел его одним из первых и отрекомендовал исключительно с положительной стороны.
— Не смотрите, что он такой худой, кэп! Этот парень крепок как закаленная сталь и решителен не меньше, чем любой из нас.
— Да уж, — удивленно протянул Иван Алексеевич, разглядывая худого как жердь темноволосого ирландца с пронзительным взглядом серых глаз.
— Кроме того, его мать Мэри МакДонах из рода самого Патрика Сарсфилда! — донельзя торжественным тоном продолжил Патрик, явно рассчитывая произвести впечатление на командира.
— А кто это? — удивился Шестаков, весьма смутно представлявший себе, о чем говорит его штурман.
— Ну как же, кэп, — даже растерялся от подобной бестактности О'Доннелл, — Мой тезка, Пат Сарсфилд — предводитель Диких гусей [2]. Знаменитый герой Ирландии!
— Вот оно что! — с понимающим видом отозвался капитан первого ранга, ведущий свою родословную от одного из дружинников Дмитрия Донского, после чего с истинно американской приветливостью обратился к своему гостю. — Рад знакомству, Майкл. Хотите что-нибудь выпить? Чай, кофе…
— Благодарю, сэр, но…
— Тогда, может быть, что-нибудь покрепче?
— Если можно, виски, — непроизвольно дернув кадыком, выдавил из себя Коркоран.
— Хм. Ирландского у нас нет, водка закончилась, но без угощения я вас не оставлю. Хотите настоящий ямайский ром?
— Никогда не пробовал…
— Поверьте, вам понравится, — ухмыльнулся капитан первого ранга, разливая янтарный напиток по рюмкам.
После чего они выпили, и радушный хозяин приоткрыл перед своим гостем коробку с самыми настоящими кубинскими сигарами.
— Угощайтесь!
Никак не ожидавший подобного отношения Майкл осторожно выковырял одну, отметив про себя, что каждая стоит как недельный труд поденщика. Пользоваться гильотинкой он не умел, но Шестаков пришел к нему на помощь, и ирландец смог, наконец, блаженно затянуться.
— Благодарю, сэр. Вы очень добры, — выпустив первые, самые ароматные клубы табачного дыма, искренне сказал Коркоран.
— Боже, какие пустяки, — отмахнулся Иван Алексеевич, которому проявленное гостеприимство и впрямь ничего не стоило,