— И даже на это у нас нет денег, а ты предлагаешь потратиться на ненужный нам канал…
— Ненужный⁈
— Прости, я оговорился. Скорее не первоочередной надобности. Ты уж как хочешь, но казна пуста!
— В том-то и дело, ваше величество, что я собираюсь не только тратиться, но и зарабатывать! Этот канал принесет миллионы, причем довольно скоро!
— Ну вот, ты обиделся, а я вовсе этого не хотел. Ладно, расскажи мне свой план, и, если он и впрямь так хорош, клянусь, что поддержу его перед всеми.
— Тогда записывай или, если хочешь, загибай пальцы! Итак, общая смета проекта планируется в районе 200 миллионов франков.
— Изрядный кусок от нашей еще не полученной контрибуции…
— Верно. Но не думай, что платить будем только мы. Доля России составит треть, еще столько же дадут французы. Тридцать процентов выкупит египетский паша, а оставшиеся выделим для продажи другим странам.
— Что-то около трех с половиной процентов? — блеснул математическими способностями царь. — Не густо!
— Ничего. Для той же Голштинии хватит.
— Вот оно что. Ну что ж, 60 миллионов выглядит более посильной суммой. Хотя и их лучше бы использовать для железнодорожного строительства. Нам ведь понадобиться дать иностранным инвесторам гарантии…
— Что, прости?
— Гарантии! Иначе они не станут вкладываться в столь ненадежное предприятие, в особенности если узнают, что мы сами вкладываемся в канал на краю земли… Я опять отвлекся?
— Нет-нет, продолжай, мне очень интересно, чьи слова ты сейчас процитировал?
— Ну что ты, никого я не цитировал. Но так говорят многие…
— Рейтерн?
— Нет, — резко мотнул головой Сашка, явно показав, что врет, после чего извиняющимся тоном добавил. — Не только он…
— Ладно, к этому разговору мы еще вернемся. А теперь позволь, я продолжу?
— Конечно-конечно!
— Очень важный момент. По условиям концессии, акционерам будет доставаться 70 % прибылей, Египту — 15 %, основателям компании — 10 % и пять процентов России за права собственности на земли по Датскому трактату.
— И кто же, позволь спросить, эти самые основатели? — заинтересовался Александр. — Отчего им такая щедрая доля?
— Пока в списке трое. Ты, я и граф де Морни. Но нам нужен глава проекта. Тот, кто будет его реализовывать. Ни один из нас на это время и силы тратить не сможет. Вот этот четвертый и станет последним бенефициаром.
— Не ожидал от тебя такого прожжённого меркантилизма, — протянул брат, мысленно прикидывая свою долю.
— Не мы такие, жизнь такая…
— Хорошо, но сколько это будет в денежном выражении?
— Все зависит от трафика, но сейчас по маршруту вокруг Африки ежегодно ходит несколько тысяч судов, а поскольку канал позволит сократить маршрут на 4,3 тысячи морских миль или восемь тысяч километров, рано или поздно они все придут к нам, и тогда доход будет составлять от десяти до пятидесяти миллионов франков в год.[2]
— Серьезная сумма… А ведь если ты прав, мы станем просто баснословно богаты.
— Именно! Будь уверен, все вложенное в этот проект не только вернется, но и принесет многократную прибыль!
— Хотелось бы мне верить тебе, брат…
— Саша, я тебя когда-нибудь обманывал?
— Бог мой, голова кругом…. Послушай, Костя, а как, по твоему мнению, на это отреагируют в Англии?
— Можешь не сомневаться, в Лондоне будут против!
— Ты уверен?
— Более чем. Сейчас они держат под контролем оба маршрута на дальний Восток. Капский вокруг Африки, и сухопутный через Индию. Так что им выгоднее поддерживать статус-кво. Они ведь не дураки и понимают, что канал мог уничтожить их торговое и морское превосходство, открыв Восток для всех наций, лишив Англию ее нынешних исключительных преимуществ.
— И что тогда? Очередное противостояние с Лондоном?
— Его и так не избежать. Но когда канал все-таки будет построен, у нас появится рычаг давления, поэтому, помяни мое слово, не пройдет и года от запуска, как они сами прибегут с просьбой выкупить нашу долю и примутся искать способ договориться с египетским правителем, чтобы он продал им свою часть акций.
Протеже императрицы Евгении оказался человеком дела. Не успел я вернуться из Фонтенбло, как он уже стоял перед моими покоями в Тюильри, ожидая аудиенции. Причем не один, а с вездесущим Морни.
— Константин, — ничуть не смущаясь, обратился ко мне граф. — Позвольте рекомендовать вам моего друга виконта де Лессепс. Он неоднократно бывал на Востоке вообще и в Египте в частности, имеет там большие связи, из-за чего, как я полагаю, может быть нам полезен. Скажу больше, у него уже есть концессия на строительство канала…
— Шарль, можно вас на минутку? — отозвал я в сторону своего компаньона, после чего вполголоса поинтересовался, — какого черта здесь происходит?
— Простите, мой друг. Я, конечно, брат императора, но Евгения его жена. А как говорят у вас в России — ночная птица кричит громче… нет, кажется не так.
— Ночная кукушка перекукует дневную, — ледяным тоном поправил я его. — А что это вас потянуло на русский фольклор?
— Император изъявил желание назначить меня послом в Петербург, — развел руками граф. — Приходиться соответствовать. Но не беспокойтесь, на наших делах это не отразится. Моего влияния будет достаточно, чтобы поддержать проект, а с помощью её величества мы станем просто непобедимы!
— Что за человек этот Лессепс, ему можно доверять?
— Безусловно! У него есть опыт, связи и умение договариваться. К тому же он честен…
— А крыльев с нимбом у него нет?
— Поверьте, никого лучше на пост непосредственного руководителя мы все равно не найдем!
Определенная логика в словах Морни была. Ни он, ни я на эту роль не годились, слишком много у нас было иных дел. Так почему, собственно, не Лессепс?
— Черт с вами! Виконт, подойдите. Вы знаете, кто я такой, но понятия не имеете, каков я. Так вот, все дурное, что писали обо мне ваши газеты — чистая правда. Я злой, кровожадный и недоверчивый варвар!
— Простите, ваше высочество, но мне нет дела до того, что печатают в бульварной прессе. К тому же я не имею предрассудков против русских. Мои дед и дядя в свое время служили консулами в Петербурге. А последний из них однажды проделал долгий путь от Камчатки до Петербурга [3] и встречался со многими вашими соотечественниками, а потому могли судить об их нравственных качествах. Но ни один из них не сказал в адрес русских ни единого дурного слова. Что же касается вашего поведения на войне, оно ничем не хуже и не лучше, чем у французов. Поэтому, если вам угодно, давайте сразу перейдем к главному.
— Мне нравится ваш подход. Излагайте.
— Как только я прочел в