— Ну наконец-то. Ты здесь.
Я прижалась лицом к его тёплому боку, и слёзы мгновенно вырвались наружу. Я целовала его в голову, в уши, шепча бессвязные слова, полные вины и боли.
— Тихо, тихо, — мягко сказала Эдит, осторожно забирая Марса у меня из рук и снова укутывая его в плед. — Ему уже намного лучше. Правда.
Она усадила меня на край кровати и села рядом, держа кота на коленях.
— Это он помог мне найти тебя, — тихо начала она. — Он… отдал мне почти все свои силы, чтобы я смогла увидеть, где ты. После этого он впал в забытье. Но сейчас он уже приходит в себя. Смотри.
Она указала на блюдце на тумбочке. Там лежали кусочки размятой отварной курочки, и рядом стояла мисочка с простоквашей.
— Он уже ест. Понемногу, но ест. А теперь, когда ты дома, он поправится очень быстро. Успокойся, пожалуйста.
Она положила свою руку на мою.
— А теперь пойдём. Тебе тоже приготовили ванну, нужно поесть и отдохнуть. А потом я обещаю, что принесу тебе Марса в комнату и сама останусь с тобой на ночь. Нам есть о чём поговорить.
Я кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Я позволила ей поднять себя и повести из комнаты, оглянувшись лишь один раз на закутанное в плед рыжее тельце на кровати. Теперь я понимала цену моего спасения. И эта цена была неподъёмной, почти непосильной.
Глава 89
Три дня пролетели в заботах, встречах и новых волнения. Марс крепчал на глазах. Его шерсть уже не казалась такой тусклой, глаза не слезились, а движения становились увереннее.
Я обнимала его, пытаясь согреть своим теплом, и шептала нежности в рыжие уши. Он мурлыкал в ответ, и с каждым днём его мурлыканье становилось громче и увереннее. Эдит приходила каждый вечер, молча брала его на руки и уносила к окну. Она усаживалась в кресло и начинала тихо убаюкивать его, напевая какие-то неизвестные мне песни на непонятном языке. Несколько раз, я пыталась сосредоточиться и уловить смысл произносимых слов, но вскоре меня начинало клонить ко сну. Я понимала, что она старается вылечить Марса, и не мешала ей. После этих сеансов ему становилось лучше с каждым днём.
Он всё меньше спал и уже не казался тем хрупким, безжизненным комком шерсти, что лежал на кровати у Эдит. Силы возвращались к нему, а с ними и его язвительное, своенравное обаяние. Я была ему очень благодарна, несмотря на его ворчание. Он говорил, что я «разнюнилась», но при этом напоминал, что это его призвание — спасать и направлять меня, и он мой личный проводник. Каждый раз, глядя на него, я с ужасом замирала, представляя, что его могло не стать. Эта мысль была невыносимой.
Я таскала ему всякие вкусности, которые Элла, умиляясь, готовила специально для него. Смотреть, как он с аппетитом уплетает курочку или сливочный крем, стало моим любимым занятием.
Леди Абигайль, или Абби, как она попросила её назвать, тоже уверенно шла на поправку. Она наотрез отказалась ехать в больницу, заявив, что лучшего ухода, чем у нас, ей не найти. Доктор Лэнгтон навещал нас каждый день, официально — для осмотра её ран, но неизменно заводил со мной разговор в коридоре.
— Мне не хватает вашего присутствия, леди Аврора, — вздыхал он, поправляя очки. — Как доктора и организатора. Хотя, должен признать, что женщины, которых вы подобрали, делают колоссальную работу. Детское и родильное отделение теперь работают как часы. И у меня ни о чём не болит голова.
Его слова вызывали у меня радость. Мне не терпелось сорваться и отправиться в больницу, чтобы вновь окунуться в знакомую и спасительную атмосферу работы. Однако, здесь, у меня оставались свои пациенты.
Марс, окрепнув, начал требовать развлечений. В свойственной ему манере он заявил, что соскучился по Молли — той самой кошачьей красотке из особняка под Тисовым холмом. Я даже пару раз замечала её изящную мордочку в окне, но стоило мне подойти, чтобы впустить нашу невесту, как она тут же исчезала, будто призрак. Скромница, ничего не скажешь.
На третий день, ближе к обеду, когда я шла в столовую, раздался стук в парадную дверь. Я замерла, когда дворецкий открыл дверь. На пороге стояли двое: пожилая женщина в поношенном плаще и светловолосый юноша, выглядевший почти мальчиком. Он старался держаться с показным достоинством, но его взгляд, полный любопытства, скользил по просторному холлу, задерживаясь на портретах предков, украшавших стены.
Я подошла ближе и представилась. Мальчик выпрямился, сделал безупречный, хоть и немного скованный поклон и, взяв пожилую женщину под руку, произнёс срывающимся голосом:
— Я лорд Джордж Армбридж. А это моя бабушка, леди Августа Браун. Нам пришло письмо, что моя матушка, леди Абигайль Армбридж, находится у вас. Мы можем… её видеть?
Я с облегчением вздохнула. Наконец-то Абби успокоится. Она, как любая мать, даже в своём ужасном состоянии, беспокоилась прежде всего о ребёнке.
— Разумеется, — ответила я с теплотой. — Пожалуйста, проходите в гостиную. Я распоряжусь подготовить для вас комнаты. А немного позже, проведу вас к леди Абигайль.
Они покорно последовали за мной и сели на бархатную тахту, держась за руки. Их вид был немного потерянным и трогательным.
Я развернулась и почти бегом побежала в комнату к Абби. За эти дни мы успели сдружиться. Она оказалась невероятно храброй и деятельной женщиной. Из её рассказов я узнала, как она одна поднимала хозяйство после смерти мужа и постоянно сокрушалась, что попала в такую ситуацию. А я как могла успокаивала её, говоря, что всё позади.
Когда я вошла, она стояла у зеркала, внимательно разглядывая своё отражение. Раны на спине ещё беспокоили, но в целом она выглядела гораздо лучше.
— Дорогая, ты хорошеешь на глазах, — сказала я искренне. — И румянец на щеках появился.
Леди вздохнула.
— Воздух в моём поместье, очень полезный. Дома и стены лечат. Но доктор пока не отпускает, а мне так хочется увидеть сына и маму…
Я хитро улыбнулась.
— Так в чём же дело? Скоро ты их увидишь. Раз ты уже на ногах, не сто́ит сидеть в четырёх стенах. Думаю, тебе пора присоединиться ко всем в столовой.
Абигайль с сомнением посмотрела на своё платье.
— Но я неподобающе одета…
— В нашем доме нет снобов, — уверенно заявила я. — Все будут несказанно рады, если ты наконец-то выйдешь,