Шлемы — сияли, будто золото. Высокие, с вычурными рельефными налобными масками, напоминавшими звериные морды. Я видел медвежьи клыки, вплетённые в ободок, резьбу в виде змеиных колец, а у некоторых по бокам свисали длинные бронзовые пластины, закрывающие бороду. Это был не просто доспех — это был вызов и знак рода.
Они держали алебарды — длинные, почти с человеческий рост. Лезвия отливались красноватой сталью, а древки обтянуты кожей и украшены латунными кольцами. В переднем ряду у воинов были огромные круглые щиты из бронзы, начищенные до такого блеска, что отражали лица, будто в зеркало. На многих щитах — гравировка: сцены битв, переплетение рун, головы волков и вепрей.
Позади — арбалетчики. Тоже в кольчугах, но потоньше и с простыми открытыми шлемами. Кроме арбалетов они были вооружены тяжёлыми дротиками и широкими ножами. В каждом взгляде — готовность прикрыть товарища и закончить бой в ближнем бою. Их было чуть меньше половины хирда — сотня.
Каждый воин носил украшения: у кого-то бронзовые браслеты на запястьях, у кого-то подвеска из зуба или кости, у кого-то в бороде множество маленьких колокольчиков, звеневших при каждом шаге. Это придавало движению строя странный ритм — звон, тяжёлый гул шагов и блеск бронзы создавали ощущение, будто движется не войско, а живая кузница.
И всё вместе это выглядело так, словно сами горы собрали металл и плоть в единый поток и отправили его на войну.
Мы с Аном выехали проводить их и долго стояли у подножья его стены. Не башни, не крепости, а именно стены — серой, гладкой, сложенной из глыб, каждая выше человеческого роста. Я помнил её ещё с прошлого раза: немая, вросшая в гору, казавшаяся больше частью самой скалы, чем делом рук. Но теперь она уже не выглядела одинокой.
Перед стеной, на свободной полосе долины, возник целый предвратный городок. Штук десять строений — и всё же это казалось множеством. Дома каменные, с тяжёлыми крышами, будто придавленными к земле, чтобы их не снесло ветрами. Одни были тавернами, с низкими дверями и деревянными табличками, где угольком были выведены кружки, копья или оленьи рога. Другие — постоялые дворы, со скрипящими воротами и загончиками для быков. Ещё несколько — склады и амбары, с приоткрытыми ставнями, из которых тянуло зерном и сушёным мясом.
По узкой горной дороге повозки шли почти сплошной чередой — колёса стучали по новому мощению. Камень укладывали сами долгобороды: ровный, гладкий, но с одной странностью. В центре был каменный выступ, будто дорогу мостили специально для того, чтобы повозки тянулись гуськом, одна за другой, никогда не разъезжаясь.
Над нами громоздилась стена, а у её подножья кипела новая жизнь. И я понял: долгобороды перестали быть просто укрывшейся в горах народностью. Они выстраивали собственный порядок — железный и каменный.
— Странное мощение, — заметил я, придерживая коня рядом с дорогой.
Ан хмыкнул, почесал бороду и покосился на меня боком.
— Не странное, — ответил он. — Умное.
Он странно задержал на мне взгляд.
— Ты забыл, — сказал он. Потом искренне рассмеялся, а через мгновение резко посерьёзнел. — А я нет. Это нас и отличает от вас, людей. Мы редко забываем.
Среди его небольшой свиты, выделяясь скромностью одежды, стоял тот самый, кого я видел в Зале Предков. Почему-то он врезался мне в память. Резчик Памяти. И вот теперь он шагнул вперёд. Помолчал, глядя на Ана.
Предводитель долгобородов долго смотрел куда-то мимо, но затем тяжело вздохнул и, словно решившись, тряхнул бородой.
— Слезай с коня, Магн Итвис. Возьми с собой одного человека и иди за мной. Традиции нашего народа требуют, чтобы мастер, придумавший устройство, был отмечен. Я награжу тебя тем, что ты увидишь его одним из первых.
Глава 12
Дом, милый дом
Я стоял перед ним — и первое, что подумал: это невозможно.
Небольшой бронзовый бак на толстых клёпаных стенках, могучие поршни, гроздья шестерёнок, золотые монетки, сверкающие, будто праздничный узор на храмовой утвари, и всё это живое, дышащее, грохочущее. Магопаровоз.
Он тянул за собой десяток массивных бронзовых вагонеток с углём. Гребень каменной дороги был выдолблен так, что ведущие колёса опирались прямо на гребень, а по бокам ещё крутились дополнительные — поддерживающие. Повозка не шла, она ползла, но с такой силой, что скрипели камни.
Вокруг суетились десятки долгобородов. Кто-то смазывал шестерёнки тёмной густой мазью. Другие ловко меняли части это был ритуал: золотая вставляется, бронзовая — отдыхает. Двое юных, с короткими бородами, стояли на площадке сверху и качали огромные рычаги — нагнетали воздух в бронзовый баллон. Я слышал, как хрипло сопят помпы.
— Вода под давлением, — комментировал Ан, не сводя глаз с механизма. — Наши насосы умеют это делать. В толстостенном цилиндре, под действием заклятия, вода превращается в пар и выстреливает стальной стержень. Стержень крутит колесо.
Я слушал и чувствовал себя дураком. Я совершенно точно не описывал им этого. Да, когда-то в разговоре пробросил принцип парового двигателя. Но это? Бронзовые цилиндры, золотые руны, шестерёнки, что складываются в магические фигуры? Это было уже не моё.
— Слишком часто срабатывают руны, — пояснял Ан. — Бронзе не хватает времени «отдохнуть». Поэтому мы используем золото.
Я смотрел на мерцающие монетки, и в голове крутилась мысль: бронза, медь, серебро, золото… всё это копит магию. Особенно золото. Особенно — демонские рога. Интересно, что сотворят долгобороды, подари я им пару пластин из демонячьих рогов?
Я хмыкнул и сказал вслух:
— Вам надо было сделать два рельса. Две линии камня. Тогда было бы устойчивее. Как у ваших вагонеток — по два колеса.
Ан тряхнул бородой.
— Так слишком долго тесать камень, — ответил он. — Не стоит того.
— А вы ведь везёте это Бруно и его гильдии оружейников? — спросил я, и голос мой прозвучал подозрительно спокойно.
— Тебе он и это рассказал? — хмуро бросил Ан, щурясь на меня из-под кустистых бровей.
— Легко догадаться, — ответил я. — Слишком много руды нужно для его печей. А я видел дорогу от Караэна к Большому Заберу. Там и так уже не протолкнуться.
Ан хекнул так, будто проглотил кость.
— Удержать в секрете тоннель? О котором уже знают люди? Ха! Это так же реально, как твёрдый воздух! — он ударил кулаком по ладони. — Я не удивлён.
Он замолчал и уставился прямо мне