Вот только в этот раз первыми были мы, Итвис.
Алнез не зря называли волками с холмов. Если уж начиналась грызня, эта Великая Семья могла доставить массу смертельных неприятностей, опираясь на протяжённые укрепления и оставаясь в безопасности своих горных долин.
А главное — я не хотел вражды с Гарвином.
Очень жаль, что Адель не разделяла этих моих стремлений.
Что ж, у меня оставался последний шанс избежать войны — поговорить с Гарвином.
Я очень надеялся, что этот напоказ открытый, но на деле скрытный и опасный человек всё же останется спокоен. И выберет мир.
Фанго, когда я спросил прямо, признался: это она фактически спланировала убийство одного из Алнез.
Когда прибыли мои вассалы с Бурелома, она устроила им роскошный приём — пиры и турниры каждый день, буквально закармливая и задаривая этих дуреющих от богатства горцев.
А потом пожаловалась, что её бедную обижают.
Несколько самых тупых (или влюблённых в неё до потери ума) юнцов отправились на рыночную площадь, нашли человека в цветах Алнез и зарубили его. Без затей.
В оправдание они сказали, что приняли его за слугу — у того не было коня.
Слабая отмазка, потому что меч-то у него был. А меч — куда больший маркер благородного происхождения.
И ладно бы только это. Как же они умудрились всё сделать не вовремя.
Я уже вторую неделю затягивал выступление против Аста Инобал.
Мне приходилось кормить две свеже-сформированные бранкоты пехоты — человек по двести каждая, моих вассалов и тех всадников, кто хотел присоединиться к походу.
Ещё три сотни всадников и полтора раза больше пеших слуг.
Но вместо того чтобы снять лагерь, стоящий под стенами Горящего Пика, на запорошенных снегом полях, и двинуть его в бой, я был вынужден делать то, что Магну Итвису и в голову бы не пришло.
Работать с населением. Как честному депутату.
Я встречался с людьми.
Говорил с представителями гильдий, купцов, мелких общин из контадо, улиц Караэна и даже просто с видными мастеровыми.
Засунув куда подальше свою спесь Итвис, я слушал.
Слушал обвинения, негодование — иногда даже граничащее с оскорблениями.
И старался отвечать поменьше. Только коротко —
«Я вас услышал».
Мудацкий ответ, конечно.
Передайте за проезд.
Я вас услышал.
Вы мне на ногу наступили. Я вас услышал.
Впрочем, в случае с Караэном это звучало скорее так:
— Я разоряюсь. Мои дети мёрзнут по ночам, а скоро есть будет нечего!
— Я вас услышал.
Нет, на самом деле всё было не так уж плохо.
Первые ростки промышленной революции уже жадно пожирали всё больше людей.
Работы по расчистке канала зимой только набрали обороты. Там уже трудились сотни.
Ещё сотни требовались на строительстве стен — долгобороды не подпускали никого к обработке и установке камня, но ручного труда в подъемных кранах, перетаскивании блоков и сотнях мелких дел хватало, чтобы разнорабочие кишели в Караэне, как муравьи в муравейнике.
Глава гильдии оружейников, жаловавшийся, что не может найти знающих людей на печи, наконец нашёл их — заменив качество количеством. Я не вдавался в подробности, но теперь среди уютных дворов оружейников появились длинные дома — бараки для батраков.
Караэн нуждался в немыслимом количестве рук — речь уже шла о тысячах. И он их получал.
Зимой, оставшись без работы на полях, люди стекались в Караэн со всей долины. Их были тысячи.
Вот только этот поток нёс с собой не только крепких мужчин с жилистыми руками, которых можно было использовать за пару ченти в день, но и стариков, женщин, детей. Дождь крохотных медных монеток падал на эту серо-коричневую массу и исчезал, ничуть не разбавляя её.
Множество осело в Костяном Городе — там хотя бы можно было укрыться от непогоды.
Эта гора из кости по-прежнему до одури пугала людей. Но маги Университета были достаточно уверены в себе — или безумны, чтобы преодолеть страх.
Мне удалось усмирить наинавшиеся волнения. Успокоить город. Людей из контадо, людей из Старого города. На время.
Я ехал вдоль стен Караэна. Снег под копытами скрипел, воздух был густой и сухой — тот редкий зимний день, когда солнце висит низко, но светит ярко.
Стены изменились. К Великому Дубу протянулись новые. В нескольких местах старых стен долгобороды пробивали новые ворота, прямо в толще старой кладки, и рядом уже поднимались привратные башни — резко выделяющиесясерым цветом. Еще без штукатурки, но уже понятно, белый цвет не спасет. Башни построенные долгобородами были похожи на них, казались приземистыми, но крепкими, словно скала. Долгобороды и люди строили их с таким отчаянным упорством, будто от этого зависела не плата, а жизнь. Почти по всей длине Караэнских стен шла работа, людей было так много, словно муравьев в муравейнике.
Толпа не иссякала. Люди тащили на плечах доски, катили бочки, гнали телеги с камнем, сена и брусом. Между ними молча и неспешно двигались големы Красного Волока — тяжёлые, как рабочие быки, зачем-то обмазанные глиной, с безглазыми головами, украшенными нелепыми беретами. Один из них волок сразу три телеги, и всё равно кто-то рядом бежал и подгонял его палкой, будто боялся, что тот остановится.
Я смотрел на всё это и понимал: это уже не те горожане. Не потомственные караэнцы с привычкой торговаться и пускать пыль в глаза. Не чванливые мастера с гильдейскими перстнями и родословными. Нет, эти люди пришли из долины, из Контадо, с щедрых, но маленьких полей у болот, из нищих селений с каменистыми землями на склонах гор. У них были узловатые руки, загрубевшие лица и взгляды, в которых не было ничего, кроме усталости и решимости.
Город жил своей жизнью — напряжённой, голодной, упрямой. Никто не кричал «Слава Змею», не склонял головы, когда я проезжал. Они просто делали своё дело, как будто не замечали меня вовсе.
И я вдруг понял — Караэн уже не принадлежит Серебряной Палате.
Он принадлежит вот этим людям — тем, кто не умеет писать, не знает магии, но знает, как не умереть от голода и как тащить камень в мороз так, чтобы не застудить себе потроха.
Просто ни они, ни серебряные, ни Великие Семьи этого ещё не поняли.
Глава 15
Искренняя дружба
Мы миновали бывший квартал Бурлаков, который всё чаще теперь называли Таэнским, хотя, по правде говоря, таэнцев там было от силы пара сотен. Внутри копали ответвления от Караэнского канала — остро не хватало причалов. Расширили и ворота, и