– Родная, расскажи мне.
– Я сейчас… – Лена вылетела из кухни и вернулась с листком в руках. – Читай, Паш. Я пока не могу говорить, слишком больно.
Она положила передо мной чёртов лист и отошла за кружками с чаем. А я не хотел, от слова совсем, читать текст, написанный размашистым почерком. Сердце сжималось от той боли, которую видел в глазах жены. И тут меня пришибла мысль, что она могла всё узнать. Прикрыв глаза, сделал глубокий вздох. Мне всё равно придётся прочитать, чтобы узнать причину бегства Капельки.
И я был прав, твою мать. Лена писала о том, что знает о нас с Мариной, всё видела на парковке и очень жалела, что сам не набрался храбрости рассказать. Что жить со мной она больше не хочет и не может, поэтому уходит от меня, раз я сам разрушил нашу любовь и жизнь и не сдержал обещание. А последняя строчка добила. Она искренне желала мне нового счастья. Я не мог поверить написанному и ещё раз перечитал, слегка покачивая головой. Нет, всё не так! Почти не так!
Моя жена молча сидела напротив, спрятав руки под стол и смотрела куда угодно, только не на меня. Бледная, без косметики и со слегка опухшими глазами. Даже такая она была самая красивая. И из-за одной ошибки и полоумной дуры, внушившей себе какую-то любовь, я мог потерять любимую женщину. Отставив кружку чая в сторону, смял бумагу в комок и со злостью кинул на пол. Меня внутри стало потряхивать от того, что Лена могла молча уехать, не успей я вовремя. И тогда наш разговор мог состояться неизвестно, когда и при каких обстоятельствах. Но точно знаю одно, что я нашёл бы её и непременно вернул обратно.
– Лен, это всё ерунда.
Она медленно повернула голову и обожгла меня такой злостью, что даже дыхание перекрылось.
– Ерунда? По-твоему, изменить мне, дружить с другой женщиной и строить планы на совместное будущее – ЕРУНДА?
Последнее слово она выкрикнула, срываясь. Какое, нафиг, совместное будущее с другой? Нет никакой другой, только моя жена.
– Родная, всё не так.
– А, как, Паш? Ты ничего не говоришь, только врёшь! А вот твоя Мариночка говорит.
Я дёрнул головой, словно отгоняя от себя неприятное имя сотрудницы.
– Ничего не понимаю…
– А я понимаю, Паша. Ты трус, который не может, глядя мне в глаза, сказать правду. А она может.
– Да, чёрт, что она говорит?
Лена достала телефон и что-то отправила и мой телефон в коридоре тут же пиликнул входящим сообщением. Мне пришлось сходить за ним и прочитать. Вот же сука! Просил же, всё объяснил! Тварь, точно уволю. Меня била такая злость, еле сдерживался. Сквозь зубы процедил:
– Когда она тебе это написала?
– Перед тем, как вы уехали. Хорошо время провёл с ней?
– Нет. Я не был с ней. Правда.
– А я уже не знаю, правду ты говоришь или нет.
Да, твою ж мать. Я снова сел за стол и закрыл лицо ладонями, пытаясь взять себя в руки. Врать и выкручиваться нет смысла. Вот только правда не так идеальна. Каждое враньё рано или поздно вылезает наружу и вот моё на поверхности. Лена хочет правду, но и она и я понимаем, что ничего хорошего это нам не принесёт. Да, я мудак полный. Сорвался, изменил. Но покажите мне того святого, который ни разу не изменял. Я не хочу терять любимую женщину и теперь даже не представляю, что можно сделать, кроме как молить о прощении.
– Если ты меня выслушаешь спокойно, то поймёшь всё, но сейчас я правда был не с ней, а на СТО.
– Сейчас?
Капелька, как цербер, ухватилась за одно неправильно подобранное слово. Сжав челюсть, снова призвал самообладание. Не в мою пользу устраивать разбор правильных или неправильных слов. И не до скандала.
– Да и до этого тоже. Я сорвался, Лен и сам не пойму, как. Но это было один раз.
Кто-то скажет – дебил, нельзя говорить правду про измену, ври до конца, выдумывай и выкручивайся. Но я не мог. Меня прижали. А моя жена имеет право всё знать и лучше это расскажу я, чем злые языки донесут всё намного больнее и красочнее.
– В смысле? – прошептала жена.
– В прямом. Это случилось два месяца назад.
Кратко, не опуская глаз, я всё рассказал, затылком чувствуя, как с каждым словом рушится мой мир. Моя жена только смотрела на меня полными слёз глазами и молчала. Теперь я понимал, как чувствует себя человек, когда теряет своего близкого. Вся боль мира скопилась в моих любимых зелёных глазах и причиной этой боли был я.
– Я мудак. Могу только на коленях просить прощения.
– Это нас уже не спасёт…
– Капелька…
– Нет! Не смей теперь так меня называть!
– Хорошо, прости. Я оступился, но не хотел и не хочу тебя терять. Эта женщина ничего для меня не значит. Ты моё всё!
Попытался взять руку жены в руку, но она резко убрала её, а потом и вовсе встала.
– Ты куда?
– Мне надо подышать.
Не дожидаясь меня, Лена открыла балконную дверь и вышла. Неужели это всё? А где ругательства, где проклятья? Лучше бы кричала, плакала и била меня, но не молчала. Вспомнив про сигареты, достал пачку из кармана пиджака и вышел следом на балкон. Чиркнув зажигалкой, сделал глубокий вдох и почувствовал, как никотин полетел по венам, слегка кружа тяжёлую голову.
– Лен…
– Что?
– Прости меня.
– Поздно, Паш.
– Ничего не поздно, – я повернулся к жене, – есть ты и я, наша семья и я всё также безумно люблю тебя.
– Что ты предлагаешь? Сделать вид, что ничего не произошло? Дальше улыбаться и доверять?
– Мы что-нибудь придумаем.
Да хреновое предложение, но ничего в голову не лезло. Лена хмыкнула и внезапно рассмеялась.
– Ты сам себя слышишь? Тут уже ничего не придумать. Наша жизнь рухнула.
– Нет. Ну живут же люди как-то дальше.
– Да, но я не представляю, как с «этим» жить.
Она промолчала какое-то