— Что же мне делать, генерал? — Так хотелось, чтобы он сейчас поднялся и придумал, как отсюда выбираться. Без коней, без кареты, без направления, ещё и в таком холоде. Радовало только то, что мой спаситель дышал. Еле заметно, но дышал. Я потёрла ладошки и подышала на них, как же холодно. Кажется, мороз пробрался до костей. — Очнитесь, очнитесь! — похлопала по бледным щекам. Бесполезно.
Если он и дальше будет лежать на снегу, то замёрзнет. Что же придумать? Нужно уходить, но как и куда? Дорогу почти замело, и сложно понять, откуда мы приехали.
В любом случае я не могла оставить его здесь умирать.
Подобрала сумку, достала оттуда две пары рукавиц. Одну пару — надела сама, вторую — натянула на замёрзшие руки генерала, ещё и заправила под рукава плаща, чтобы ненароком не потерять их. Путь мне предстоял нелёгкий. В живых не осталось ни одной лошади, а мороз крепчал, нужно двигаться.
Чтобы волочь моего спасителя, мне пришлось стянуть с лошадей покрывала, что стелились зимой под сёдла. Выбрала самые большие. Два из них расстелила рядом с телом генерала, кое-как уложила его набок, подвинула под спину, вернула обратно. То же самое проделала с другой стороны. Ещё двумя накрыла, оставалось надеяться, что это хоть немного согреет его. Накинула сумку с продуктами себе на спину и схватилась за два края покрывала. Потянула, получилось не сразу, но вскоре моя ноша сдвинулась с места.
Выглядел генерал плохо, и я спешила. Очень спешила. Тянула изо всех сил.
Ноги проваливались в снег, я падала от тяжести, но в голове пульсировала только одна мысль — он должен выжить!
Ныла спина, мышцы горели от напряжения, хотелось зарыдать. Я не сдержала слёз, когда вспомнила людей, навсегда оставшихся в снегу. Их больше нет, им не помочь… Если бы мне кто-нибудь сказал, что их можно спасти, всего-то и надо — перевезти на волокуше до ближайшего городка, я бы поволокла, без лишних слов и сомнений. Но никто мне такого не скажет и не предложит, зато есть генерал, и его я могу спасти.
Если сильно постараюсь.
Тишину снежной пустыни прорезали хлопанья крыльев и пронзительные крики. Я обернулась и увидела несколько крупных птиц. Они кружили над тем местом, где почти догорела карета с мёртвым зверем.
Падальщики. Слетелись на пир.
С горечью подумала, что если не справлюсь, то вскоре у падальщиков будет новая добыча.
Сжала зубы и снова схватилась за края покрывала.
С каждым шагом генерал становился тяжелее. Я падала, поднималась, отряхивалась и снова бралась за покрывало.
Пальцы отказывались слушаться. Приходилось останавливаться, снимать рукавицы, растирать их и греть дыханием. Один раз я пожевала печенье. Не то, чтобы хотелось есть, просто подумала, вдруг это хоть немного придаст сил.
Меня окружал снег. Небо было таким белым, что казалось, там тоже — снег. Хруст раздавался в ушах, даже когда я останавливалась, а холод пробирался до внутренностей.
Я спешила, торопилась, но от усталости уже не понимала, в какую сторону бреду. Иногда я шла спиной вперёд и смотрела на того, кто спас меня от неминуемой смерти. Вспоминала, как он улыбался. Пару раз. Нет, не мне — Ирдану. И своим воинам. Как тогда подсел ко мне, когда Улназа заболела. Как хмурился. И магичил…
Сразу вспомнился король. Он отправил этих людей выполнять его прихоть, блажь! Хотя о чём я? Если бы король был настоящим человеком, он никогда не сотворил бы такого! Он не собирался бы разрушить жизнь Акизара! А какую участь он приготовил для меня, княжны его королевства, наследницы огромного княжества?
Он решил растоптать меня! Воспользоваться как вещью, а потом выбросить за ненадобностью! А нет, не так, не выбросить, а подарить кому-нибудь!
Нет! Я не поеду к нему!
Почему-то это решение вдруг чётко возникло в моей голове. Я поняла, что выжила сегодня просто чудом, и дарить свою жизнь мерзкому королю больше не собиралась. Лучше смерть, чем отдавать себя такому чудовищу! Я ослабла, вымоталась, но эта мысль придала мне решимости, в сердце загорелась надежда. Мы справимся, должны справиться!
Постепенно начало темнеть, и я просто не представляла, как смогу пережить ночь. Голова кружилась, ноги подкашивались от слабости, и каждый шаг был сродни подвигу.
Я беспомощно осматривалась, не зная куда идти.
Какая же невероятная радость охватила меня, когда вдалеке показались постройки, над которыми тонкими струйками клубился дым.
Мне повезло, вскоре меня заметили. Просто чудо, что какой-то мужичок увидел издалека, поправил шапку и побежал в селение. Сил идти дальше уже не нашлось.
Казалось бы, двигалась на пределе возможностей, и вот оно — спасение. Осталось-то всего ничего. Но нет, именно сейчас силы полностью покинули меня. Я повалилась в снег и стала греть окоченевшие руки. Воздух перед глазами заволокло туманом. Только и успела заметить, что в нашу сторону движутся сани с маленьким мохноногим осликом…
* * *
Очнулась от жара и боли, глаза открыть сразу не получилось. Сознание возвращалось слишком медленно. Казалось, что когда-то из-за чего-то оно полностью потухло, и теперь ему подарили новую жизнь. Требовалось время, чтобы оно могло развернуться и понять, как ему жить в этой новой, подаренной небесами жизни. Горячий липкий пот покрывал тело, гулкая боль придавливала, добавляя ощущение беспомощности. Рядом скрипели половицы, и слышался треск поленьев в печи. Пахло парным молоком и печёным хлебом. Чьи-то костлявые ладошки обтирали мои ноги. Я забеспокоилась, кто это может быть, но выдохнула, когда услышала женский голос.
— Сейчас, болезная ты моя, ножечки жиром натрём, да в шерстяные тряпки замотаем, — говорила старушка. — Скажи спасибо деду моему, что нос в такой холод высунул. Это всё лиса. Повадилась к нам кур таскать, ужо две штуки унесла, рыжая бестия! Вот он теперь и ходит, караулит её. Ужо и капканы наставил округ дома-то. А тут, глядь, ты, милая, да с воином раненым. Привёз, говорит, насилу на сани вас сгрёб. Ты, девчуля, и мужик твой, вижу богатеи, да только мне всё равно, прости. Старые уж мы поклоны бить, хошь обижайся, хошь нет. Старик ругат. Но мы господ спасли? Спасли. Так наверно же простят нас. Вот так.
Я чуть не закричала от боли, когда она принялась заматывать мои ноги верёвками поверх шерстяных платков. Открыла на миг глаза, и мир размылся, поплыл. Успела заметить стол с грубой скамейкой и печь с обвалившейся на углу побелкой.
— Где? — шепотом спросила я, имея