С фото, как и с костюмами, тоже не задалось. Фотоателье, что располагалось в конце торгового зала, оказалось закрыто. Отчего, почему и когда откроется — Николай выяснять не стал, а просто вышел из универмага и перешёл на другую сторону улицы, где раньше торговали артельщики-кооператоры и предлагали свои услуги кустари-одиночки.
Хорошее, в принципе, дело. Если у пищевой и лёгкой промышленности чего-нибудь где-нибудь не хватает, потребительские лакуны заполняют артели. Они же дают торговле товарное разнообразие. Пусть цены, как на колхозном рынке, чуть выше, чем государственные, зато то, что нужно, в наличии. На памяти Николая, случалось так не всегда — артели ведь и для государственных магазинов продукцию поставляли, причём, по установленным ценам, и ни копейкой выше — но, ежели что, отправить сверхплановые излишки в прямую продажу зазорным ни у кого не считалось.
Вот только, пока Николай служил, многое в этом плане в стране изменилось.
Как писала ему тётя Зина, после 56-го артели начали облагать повышенными налогами, потом ограничивать деятельность, а затем и вообще закрывать. Пусть и не все, и не сразу, но тенденция, безусловно, просматривалась. Товарищ Хрущёв посчитал их ненужными, так же как личные подсобные хозяйства колхозников. Нечего, мол, содержать и поддерживать эти буржуазные пережитки. На пути к коммунизму собственность надо не просто обобществлять, но ещё укрупнять. И чем больше станет в Советском Союзе общественного, чем теснее сроднится оно с государственным, тем скорее наступит светлое будущее.
Прежний Стрельников по этому поводу испытывал что-то вроде недоумения: зачем ломать то, что нормально работало? Стрельников нынешний иллюзий на этот счёт не питал. Ещё в Плехановском он целенаправленно изучал послесталинскую эпоху по части политэкономии, а позже и документы в закрытых архивах читал — в двухтысячных их открыли для всех желающих...
Артель тёти Зины ликвидировали в июне 57-го. Всё имущество передали на баланс швейной фабрики и в школу ФЗО. Сама тётя устроилась наставником-мастером в ремесленное при льнокомбинате. В доходах конечно же потеряла, зато свободного времени стало побольше, а ответственности поменьше. В возрасте за пятьдесят, как она уверяла в письмах, и то, и другое гораздо важнее, чем деньги.
Николай с ней не спорил. Важнее, значит, важнее. Ему до полтинника было ещё далёко. Подумать, как жить в таком возрасте, можно и позже. Ну, когда сорок, к примеру, исполнится или хотя бы тридцать, не раньше...
Москательные товары, книги, галантерея, игрушки, обувь... Названия над магазинчиками в длинном торговом ряду за три года не изменились. На том же месте, хвала исполкому, остались и парикмахерская с фотографией.
«В 60-м отменят всё окончательно, — всплыло внезапно из памяти. — И это лишь самая малость из той фигни, которую стали творить наследники после смерти хозяина...»
Фотограф сегодня работал. В следующем веке его назвали бы самозанятым. Здесь и сейчас он именовался частником-кустарём.
— Что желает молодой человек? Фас, профиль, на документы, открытку или, быть может, художественный портрет? — поднялся он из-за конторки навстречу вошедшему Стрельникову. В жилетке и шёлковых нарукавниках больше похожий на счетовода, а не на мастера художественной фотографии.
— Эээ... мне вообще фото для паспорта нужно.
— Прекрасно! Просто прекрасно! — всплеснул руками фотограф. — Снимайте шинель, садитесь сюда... Да-да, вот на этот вот стульчик. Вы, кстати, действительно не хотите чего-то художественного? Типаж у вас просто великолепный. Девушки от вашего фото в форме и при регалиях с ума сходить будут, поверьте специалисту...
Николай мысленно усмехнулся. «Менеджеры по продажам» со временем ничуть не меняются, как и с пространством.
— Как раз таки форму с регалиями я предпочёл бы убрать. Как-нибудь... заретушировать, понимаете?
— Понимаю, молодой человек. Очень хорошо понимаю. Военному документу — военный мундир. Гражданскому паспорту — гражданские одеяния. Ну, что же. Есть у нас и такая услуга. Без всякой ретуши и совершенно бесплатно. Вот! Выбирайте!
Фотограф выкатил из-за ширмы самодельную стойку-вешалку с висящими на ней бутафорскими плечиками-накидками. Каждая представляла собой верхнюю часть костюма, военного и гражданского, мужского и женского, аккуратно сшитого спереди и разрезанного по спине (видимо, чтобы на любой размер подошло).
— А вы, однако, изобретатель, — уважительно покачал головой Николай Иванович. — Я выбираю вот этот.
Он снял с вешалки один из «костюмов», накинул себе на плечи поверх гимнастёрки и уселся на стул. Хозяин студии включил софиты и, укрывшись чёрной накидкой, наклонился к треноге. Установленный на ней аппарат выглядел до того архаично, что улыбка сама наползла Николаю Ивановичу на лицо.
— Не улыбайтесь. Замрите... Готово.
Фотограф закрыл объектив крышкой, вынул из аппарата кассету с использованным негативом и указал на конторку:
— Прошу. С вас десять рублей.
— А-а-а... когда забирать фотографии?
— Если заплатите ещё пять рублей, будет готово часа через три. Но я не советую.
— Почему? — удивился Стрельников.
— Видите ли, молодой человек, судя по вашей неугомонности, вы хотите уже сегодня подать документы в милицию. Но только опять же, судя по вашей настойчивости, вы не учли одну маленькую деталь.
— Какую?
— Сегодня суббота.
— И что?
— В субботу паспортный стол работает ровно до двух. А сейчас... — фотограф выразительно посмотрел на часы.
Стрельников засмеялся:
— Без пятнадцати три. Уели.
— Не уел, а поправил, — улыбнулся обладатель жилетки и нарукавников. — Поэтому я сейчас выпишу вам квитанцию, вы придёте сюда с утра в понедельник и спокойно, без ненужной никому суеты получите свой заказ. Такой расклад вас устраивает?
— Устраивает, — кивнул Николай, выкладывая на стойку десятку. — А, кстати, я тут подумал...
— Подумали? — вскинул брови фотограф. — Дайте-ка угадаю... Ага. Вы всё же решили сделать портрет. А может быть, даже несколько. Верно?
— Верно, — опять засмеялся Стрельников. — Вы на удивление проницательны, товарищ фотограф.
— Вы можете называть меня просто Арон Моисеевич.
— А вы меня Николаем.
— Договорились...
На улицу Стрельников вышел минут через сорок.
Ноябрьское солнце робко выглядывало из-за разошедшихся над городом туч, лужи на тротуаре подсохли, и даже остовы деревьев уже не навевали такую тоску, какая бывает в позднюю осень, когда снег на землю ещё не лёг и мокрая грязь, перемешанная с опавшей листвой, прямо и ненавязчиво напоминает спешащим гражданам про неизбежное увядание всего сущего.
В кармане шинели у Николая лежали квитанции. Одна на десять рублей за фото на паспорт, другая на сто тридцать два