В какой-то момент из-за туч неожиданно выглянула Луна, и то же мгновение Стрельников... нет, не увидел, а скорее, почувствовал, как из одной из таящихся между заборами подворотен наперерез ему скользнули две тени.
В свете Луны у одной из них в руке блеснул нож, а что до второй... Вторую Стрельников просто не успел разглядеть, настолько всё быстро случилось. Он успел только развернуться и в ту же секунду его ударили. Прямо, как в поезде, ножом под ребро. Боли он почему-то не ощутил, а ощутил лишь резкий толчок да сиплый рык нападавшего «Й-ых!»
Дальше поддерживаемое рефлексами тело действовало на автомате. Стрельников рухнул наземь с переворотом, попутно подбив чью-то ногу. Над головой просвистела какая-то то ли палка, то ли обрезок трубы. Николай снова катнулся в сторону и снова кого-то задел.
«Б..!» — матюгнулся упавший рядом противник.
С металлическим звоном ударилась о бордюр вывалившаяся из его рук «дубинка».
— Ой, батюшки-святы, что деется! — заголосили из-за спины женским голосом.
— ...хомо́р, валим! — заорали из темноты.
Николай прыгнул на четвереньках вбок, зацепился за что-то и уткнулся плечом в забор. Под руку попался какой-то дрын, то ли кол, то ли обломок доски. Николай ухватил его, вскочил на́ ноги и выставил перед собой, как копьё.
— Ой, беда! — продолжала голосить женщина. — Афонька, сюда беги! А то ведь спалят нам тут всё, окаянные!
Хлопнула сбоку калитка. На небе опять появилась Луна.
В одном из домов напротив зажёгся свет.
Напавшие на Николая уроды исчезли.
Куда?
По свежему снегу к проходу между домами тянулась цепочка следов.
Через секунду оттуда хлопнули выстрелы. Один, два... четыре...
— Мать честна́я! — ругнулся выскочивший из калитки мужик.
Николай отшагнул от забора, бросил на землю дрын и хрипло проговорил:
— Милицию кто-нибудь... позовите...
[1]Кинокомедия «Карьера Димы Горина» (1961)
Глава 27
В отделении Николай просидел до утра. Сперва его долго и нудно допрашивали, потом отправили в камеру, потом снова допрашивали и снова отправили «отдыхать», дальше опять допрашивали... Стражи порядка никак не могли составить «непротиворечивую» картину совершённого преступления, поэтому загребли в отделение всех, кто попался им под горячую руку и показался достаточно подозрительным. А преступление, в самом деле, оказалось такое, что заставило родную милицию суетиться.
Двойное убийство, да ещё с применением огнестрела — это вам не комар чихнул. Волна бандитизма послевоенных лет уже схлынула, и рядовым постовым даже оружие перестали на выходы выдавать. По слухам, об этом распорядился лично товарищ Хрущёв. Мол, времена репрессий прошли, преступный элемент измельчал, нарушители стали «сознательнее», поэтому нечего больше граждан стволами пугать, милиция — часть народа, и всё такое.
И тут — бац! — два жмура с пулевыми ранениями. На уши, ясное дело, подняли всех. А всех возможных свидетелей на всякий пожарный переквалифицировали в подозреваемых. И Николай, в этом плане, оказался наиболее «перспективным». Во-первых, он находился поблизости. Во-вторых, участвовал в драке с двумя убиенными. И в-третьих, знал потерпевших раньше. Эх, если бы ещё и орудие преступление у него обнаружилось, было бы «совсем замечательно».
Жаль, что эта прекрасная версия рассыпалась на глазах, по ходу допросов прочих задержанных. И женщина, что смутно видела драку возле забора и своим криком спугнула будущих потерпевших, и тот самый Афонька, что выскочил потом из калитки, и сосед из дома напротив, который и вызвал милицию — все в один голос уверяли, что когда прозвучали выстрелы, гражданин Стрельников находился около них и, значит, просто не мог никого пристрелить.
Максимум, что Николаю могли после этого предъявить — это то, что он был участником драки с гражданами Бушуевым и Порывкиным (они же уже знакомые ему «Жорик» и «Мухомор»). А то, что потом их обоих пристрелил кто-то третий, причём, практически сразу же после драки, когда они решили сбежать... ну, это конечно да, весьма подозрительно, но к делу, увы, не пришьёшь.
На факт, что эти два гаврика не просто дрались со Стрельниковым, а пытались его убить, обратили внимание только тогда, когда в дежурку явился тот самый старлей, который вёл дело по Сапунькову.
— Ну, что же вы, Николай Иванович, сразу не рассказали про свой портсигар? — упрекнул он задержанного, вынув из ящика изъятый у Стрельникова мельхиоровый «талисман». Сегодня на нём к двум прежним отметинам от ножа прибавилась третья, аналогичная.
«Ну, просто потрясающая стабильность, — мысленно пошутил на сей счёт Николай. — Один раз — случайность, второй раз — удача, третий — традиция. А если будет ещё и четвёртый, то это уже какое-то «правило портсигара» получится».
— Так ваши архаровцы про него и не спрашивали, — сердито ответил он оперу.
— Тут да, согласен. Промашка вышла, — развёл руками старлей. — Но только и вы поймите. Мотив, по которому эти вдвое на вас напали... И почему их потом убили?.. И, главное, кто их убил?.. Всё это вопросы, ответы на которые могут быть связаны, в том числе, с вами, товарищ Стрельников.
— Я понимаю, товарищ уполномоченный. Каждый делает своё дело. Я строю дома, вы ловите преступников. И работу свою мы оба должны исполнять хорошо. Тогда и претензий ни к вам, ни ко мне высказывать будет некому...
Из отделения его отпустили в восемь тридцать утра. Именно к этому времени в отделение прибыл начальник городского отдела милиции, тот самый полковник, что три недели назад вручал Николаю Почётную грамоту МВД и ценный подарок.
— Ну, вы, Николай Иванович, и везунчик, — начал товарищ полковник прямо с порога, войдя в «допросную» и остановив вскинувшегося с докладом старлея. — Получил сегодняшнюю сводку, увидел вашу фамилию, удивился... Так это и есть ваш счастливый портсигар? — кивнул он на стол, где лежал «вещдок».
— Он самый, Дмитрий Михайлович.
— Забавно. Впервые встречаю такое, чтобы три раза подряд и в дамки. Товарищ Галчевский, — повернулся он к оперу. — Вы с этого портсигара всё, что положено, сняли? Прорез ножу соответствует?
— Так точно, товарищ полковник! Всё соответствует, — вытянулся во фрунт старлей.
— Вопросы к товарищу Стрельникову дополнительные имеются?
— Никак нет!
— Ну, тогда, полагаю, и незачем его здесь держать. И