– Хитер же этот ублюдок, – сквозь зубы прошипел он, ощущая, как в ладони сминается лист отчёта.
Любое обвинение сейчас ударило бы бумерангом – и обрушилось бы прямо на него самого.
– Может, у него хоть в личной жизни что-то найдётся? – спросил кто-то из аналитиков, словно цепляясь за последнюю соломинку.
Но вместо компромата отчёт выдал нечто абсурдное:
– Пожертвования фондам редких заболеваний…? – вслух прочитал Акман, чувствуя, как в воздухе поднимается волна раздражения. – Он что, решил играть святого?
Хруст бумаги, сжатой в кулаке, разорвал тишину.
– Проиграть ему нельзя. Ни при каких обстоятельствах.
Ведь поражение от Платонова означало крах сразу по двум направлениям – Herbalife и Valeant. А "Мэверик" держался всего на десятке акций. Потерять две – значило вызвать лавину выкупов, бегство инвесторов, катастрофу.
Прошлогодняя неудача с сетью универмагов уже надломила доверие к фонду. Второй провал стал бы смертельным ударом.
Для Акмана это противостояние давно перестало быть делом бизнеса. Оно стало последней битвой – с запахом пота, железа и отчаяния.
– Может, стоит отпустить Allergan? – осторожно предложил один из присутствующих.
Все взгляды обратились к нему. Вопрос был логичен: вся эта буря началась из-за попытки купить всего одну фармацевтическую компанию средней руки.
Акман лишь покачал головой.
– Отступать не собираюсь. Даже если мы сложим оружие, этот безумец не остановится.
– А вдруг всё же остановится? – неуверенно возразил аналитик.
– После того, что он устроил? Думаешь, у него осталась хоть капля рассудка?
Ответом ему послужила гнетущая тишина. Каждый невольно вспомнил путь Платонова: общенациональные бойкоты, кампании против университетских инвестиций, цепная реакция на рынке деривативов, короткое замыкание фондовых позиций, а теперь – открытое восстание, похожее на народное.
– Всё это… ради Allergan? – выдохнул кто-то.
Это не имело смысла. Такие действия невозможно было объяснить выгодой. Всё выглядело как фанатичное одержимое безумие.
– Даже если мы отступим, он не даст покоя. Будет гнаться, пока не растерзает нас на куски, – подытожил кто-то с глухим отчаянием в голосе.
Отчётливо чувствовалось: Платонов оказался противником, которого не следовало трогать. Но коль скоро схватка началась, пути назад не существовало.
Пауза затянулась. Потом портфельный управляющий осмелился снова:
– А если поменять сам подход?
– Подход? – Акман поднял взгляд, тяжёлый, как свинец.
– Мы ведь всё это время избегали одного шага, – осторожно продолжил тот. – Не хотели выглядеть чудовищем из Уолл-стрит. Боялись истории про Давида и Голиафа. А что, если показать миру силу самого Голиафа?
Акман опустил взгляд, задумчиво провёл пальцем по столешнице. "Сила Голиафа…" – повторил он едва слышно.
Логика подсказывала: решение разумное.
Но в глубине сознания холодком скользнула мысль – цена будет непомерной. Этот шаг поставит клеймо навсегда: часть ненавистного "одного процента", символ жадности и вседозволенности. И произойдёт это не в тихом коридоре биржи, а в момент, когда мир смотрит прямо в лицо истории.
Вспомнилось, как годами выстраивался образ борца за ценность акций, рыцаря, защищающего инвесторов.
И теперь всё это грозило рассыпаться прахом – от одного неправильного движения, от одного вздоха против ветра.
Двадцать два года, шаг за шагом, кирпич за кирпичом, возводилось имя человека, который на Уолл-стрит двигался не ради себя, а ради других. Репутация, выточенная из точных фраз, бесчисленных сделок и тщательно продуманных выступлений, казалась непоколебимой. Но настал миг, когда пришлось выбирать – между образом благородного спасителя и выживанием собственного фонда.
Ответ пришёл быстро, без лишних колебаний.
– Похоже, выбора просто нет, – произнёс Акман негромко, словно пробуя вкус этих слов.
В мире, где пахнет озоном от перегретых серверов и кофе из бездонных картонных стаканов, одно правило было нерушимо: выживает только тот, кто не даёт себе роскоши заботиться о внешнем блеске. Всё остальное – дым.
***
На экранах всех телеканалов гремела одна тема. В новостных студиях, где пахло озоном и горячим пластиком прожекторов, дикторы, перелистывая бумаги, повторяли одно и то же:
– Как, по-вашему, завершится инцидент с Herbalife?
Голоса сливались в гул, похожий на стрекот кузнечиков в разогретом поле.
Пламя этой истории вспыхнуло даже ярче, чем ожидалось.
Изначально план был прост: повторить эффект GameStop, возродить ту безумную волну народного восстания против биржевых титанов. Но 2021 год и нынешние дни разделяло небо и земля. Тогда людей держали в домах, гнев бродил по соцсетям, искал выхода; теперь же воздух был другим – свободным, но уставшим.
И всё же искра разлетелась с удивительной силой. Возможно, прошлое с Valeant подогрело настроение толпы куда сильнее, чем казалось. Ведь ничто не рождает ненависть так быстро, как потерянные деньги.
Те, кто обжёгся на пут-опционах и коротких позициях, ощутили боль не как цифры на экране, а как удар в солнечное сплетение. Сухая злость наполнила их, и теперь каждая монета в их руках звенела, как патрон перед боем.
Это была не просто биржевая игра – настоящее сражение. Люди шли туда, как гражданские, случайно оказавшиеся на поле боя, бросая купюры, будто пули. Никто не заслуживал прощения за неосмотрительность. Особенно те, кто пришёл не ради стратегии, а ради азарта – как мотыльки, летящие в тёплый свет лампы, не чувствуя запаха горелых крыльев.
Во рту тем временем оставался терпкий привкус – смесь усталости, шоколада и лёгкой горечи, будто после неудачного кофе. Кусочек тёмного шоколада, с хрустом ломаясь между зубов, помог вернуть равновесие.
На мониторе струились графики – зелёные всполохи росли, красные линии дрожали, как дыхание зверя перед прыжком. Всё складывалось в картину идеально спланированной драмы.
Главный злодей был налицо. Сюжетные повороты – продуманы, как шахматная партия. Толпа инвесторов, превращённая в участников интерактивного спектакля, играла свою роль с настоящим фанатизмом. Каждый чувствовал себя частью чего-то великого – и чем сильнее горел экран, тем глубже тонули в иллюзии.
Оставалось дождаться кульминации.
Каждому спектаклю нужен враг, чья мощь кажется непреодолимой. Только тогда на сцену выходит герой – в тот миг, когда всё рушится, когда свет гаснет, и публика замирает в ожидании.
Так будет и теперь.
Равновесие на рынке, как маятник, всегда возвращается в исходную точку. Любой бунт заканчивается откатом, любая буря – затишьем. Даже когда тысячи частных инвесторов обрушились на Уолл-стрит, старая система выстояла и ответила с