Чтобы Бертран упустил возможность пообщаться с настоящими шагренцами?
Да никогда!
Интересно же! Вот он и приглядывал, и помогал по мере сил, и Рэн был ему благодарен. Конечно, круглоглазый, и чужак, и вообще... но ведь мальчишка и правда хочет помочь! Старается!
А вот с Джиро совсем худо...
Лекарь спускался к ним, осмотрел друга, и покачал головой.
- Не спасем.
Рэн так и дернулся от этих слов.
- Но может...
- Я могу ампутировать ногу, но ваш друг этого не выдержит.
Рэн замотал головой.
- Нет! Нельзя ампутировать!
Калека... он не сможет жить!
- Тогда могу дать опиум. Он уйдет во сне.
Рэн посмотрел на пакетик, как на врага.
- Нет.
Лекарь пожал плечами.
Шагренцы. Дикари, что тут скажешь? Но не навязываться же им? Не насильно же человеку ногу пилить?
Махнул рукой, да и вышел. А Бертран остался. И - не выдержал. Спросил по-шагренски, коверкая слова, и нещадно перевирая ударения:
- Почему нельзя ампутацию? Он умереть!
Рэн качнул головой.
К чему беседовать с этим мальчишкой? Но Рэн уже понимал, если он будет смотреть на всех сверху вниз, он не сможет выполнить приказ Императора! Не сможет!
Мир огромен, а Шагрен, оказывается, так мал... и в мире столько всего, что ему неведомо!
Почему бы и не начать его узнавать? Хотя бы с этого мальчишки?
- Мы верим, - Рэн тоже плохо говорил на другом языке, но кое-как они понимали друг друга, - Калека не найдет путь к Многоликому Богу.
- Бог милостив, он принимает всех.
- Калека не сможет служить ему, как надо. Умереть калекой - плохо.
Бертран задумчиво кивнул. Ладно, это можно понять, в какие только глупости люди не верят?
- А опиум? Он уйдет во сне...
- Боль надо принимать и бороться с ней. Старики и женщины могут сдаваться, дети могут. Мужчина должен сражаться с врагом. Тогда Многоликий примет его с почестями.
- Он все равно ничего не понимает, он без сознания. Почему нельзя помочь ему?
- Потому что он не принял бы этой помощи.
- Так не говорите ему об этом?
- Многоликий все равно узнает.
Бертран покачал головой.
- Он мог бы уйти тихо, или вообще остаться жив. В монастыре есть монахи, есть безногие и есть безрукие, и они приносят пользу. Они не обуза. Они служат Многоликому.
- Это не жизнь.
- Жизнь та, в которой ты служишь Многоликому.
- Ты не понимаешь.
Бертран пожал плечами.
- А ты объясни, чтобы я понял? Если ты умный? И на, вот, воды выпей, я в нее лимон выжал, на кухне разрешили. Вам восстанавливаться надо.
Рэн послушно глотнул кисловатую жидкость, и с благодарностью поглядел на Бертрана.
На Шагрене никто не стал бы выхаживать чужаков. Просто убили бы, чтобы не возиться. Чтобы не тратить и без того скудные хлеб и воду на посторонних. А тут...
Мальчишка с ними сидит, поит, и лекарь был, и помочь они хотят.
Может, и не таких уж плохие эти круглоглазые? Кто их знает? Учитель говорил смотреть по сторонам, вот Рэн и будет приглядываться.
- Я попробую. Многоликий создал Шагрен для служения ему, и дал нам своего сына. Императора-дракона...
А еще - лучше рассказывать, чем думать. Думать о том, как выполнить поручение Императора. О том, что будет с его другом. О том, как вернуться на Шагрен... и сознаться в своем бессилии. Самый жуткий страх шагренца - не выполнить свой долг.
Сейчас лучше говорить. Говорить о Шагрене и не думать о своем грядущем поражении.
***
- Анечка, я должна тебе еще кое-что рассказать, - Мария потерла лоб. Мысли роились, путались, вот как такое сказать ребенку?
Только словами через рот. Дети вообще умнее, чем о них принято думать.
- Ты передумала? Или не возьмешь меня?
Мария сгребла дочь в охапку.
- Не говори ерунды! Я не передумала, я тебя люблю, ты мне нужна! Анечка, милая, это немного другое. Это недавно случилось... пообещай мне, что не будешь кричать?
- Я... я постараюсь.
Мария протянула дочери подушку.
- Прикуси. Можешь заорать от удивления, а нам нельзя, фрейлины не так далеко.
- Да, мама.
С легкой руки Иоанна, обязательно или слуги рядом оказывались, или кто-то из эрр... Мария никого не выделяла, но ведь и не прогонишь просто так? Приходилось терпеть.
Анна прижала подушку к лицу.
Мария отошла на середину комнаты, приложила руку к груди.
- Да свершится воля Многоликого!
И впервые пожалела о своей второй ипостаси. Вот будь она кошкой, как Тина, или фенеком каким, кавайным, дочка бы точно не испугалась. А змея... своеобразное такое животное. Многим ли захочется ласково погладить по чешуйчатой головке двухметровую гюрзу?
То-то и оно!
Мария боялась крика, визга, обморока, боялась, что дочь потом к ней не подойдет, но она недооценила Анну.
- Тьфу! Б... ТЬФУ!!!
Дочка на эмоциях прокусила подушку насквозь, и натуральные куриные перья полезли ей в рот.
Мария подумала, что надо бы за языком следить. А то вот так обогатишь лексикон ребеночку, моряки и грузчики позавидуют!
Анна отплевалась от перьев, шваркнула подушку в сторону, и подошла к матери.
- Мам... можно?
Змея закивала, и не удивилась, когда ее пощупали, сначала осторожно, а потом более уверенно. Почему-то за хвост. Ну, если нравится? Главное, чтобы таскать не вздумали...
- Мама, а ты меня правда понимаешь?
Кивок головы.
- А обратно можешь?
Мария осторожно высвободила хвост из детских ручек, минута - и на полу опять сидит королева. И тоже отплевывается от перьев.
- Зараза!
- Мама, а давно ты так?
- В монастыре, - Мария не стала скрывать, честно рассказала, как это получилось, и что за превращением последовало. Они сидели на полу, в ошметках перьев, Анна крепко прижалась к матери, и обхватила ее руками за талию.
Страшно же! Нет-нет, змеи она как раз не боялась. А вот понять, что она могла потерять маму... вот где жуть-то!
Логичным был и ее вопрос.
- Мама, а я так смогу?
- Не сейчас. Когда созреешь, - Мария не стала говорить, что может и не получиться, сказала о том, что важнее. О времени.
- Когда соз... поняла. Я подожду немного. Мам, а если бы папа узнал, он мог бы передумать?
Мария качнула головой.
- Меня за это еще быстрее убьют. И папа не защитит, сама подумай?
Анна думала недолго.
- Я поеду