И вслед за этим я стал свидетелем того, что и сам делал несколько минут назад. Гранд свернул свои практически бесполезные атаки, опустился на колени, прижал руки к земле и закрыл глаза.
Вдруг прямо вокруг него появились и начали вращаться красивые снежинки. Сначала белые, но постепенно меняющие цвет, приобретающие синий оттенок с лазурным отсветом, примерно такой же, как у моего пламени.
Так прошла минута, может быть, две. После чего Гранд открыл глаза, из которых ударили синие столбы холодного света.
— Ну что ж, — проговорил он, поднимаясь, — а теперь потанцуем.
Мы встали бок о бок. У меня на руках плясали синие язычки пламени, переплетаясь между пальцами. А у Гранда точно так же мерцал и перекатывался между пальцами синий лёд: жидкий, текучий, подобный ртути. Что-то такое я уже видел у Белоснежки. У него тоже был жидкий лёд.
И только тут я полностью понял слова Гранда по поводу того, чтобы передать благодарность его потомку. Белоснежка действительно был родственником этого Гранда, его далёким-далёким потомком.
И мы сделали несколько шагов к безумному богу, который всё больше расходился и грохотал:
— Никто мне не ровня! Никто в этом мире не сможет остановить меня!
— Тогда привет тебе из соседнего, — сказал я.
И мы ударили с Грандом одновременно: синим огнём и жидким льдом.
Лёд, насытившийся мощью этого мира, но бывший изначальным льдом другого мира, принялся оплетать и сковывать энергетическую структуру Бельзияра. Он словно создавал ему тело, материальную оболочку, чтобы зафиксировать безумного бога в пространстве и не дать ему возможности метаться, уходя из-под удара.
Ему создавали новую тюрьму из жидкого льда. Подвижную камеру, не такую, какая была у него в земле, а прямо здесь, над разломом.
И на этот раз Бельзияр взвыл уже от боли, потому что сковывающий его жидкий лёд содержал другую, инородную силу. Он пытался отстраниться от льда, ведь в этой оболочке ему было невозможно выбраться. Он стремился уклониться, чтобы не касаться оплетающего его жидкого льда. И, возможно, у него бы даже получилось, если бы не синее пламя, которым я ударил в центр создаваемой Грандом темницы.
Я бил по нему целенаправленной струёй, испаряя его сущность. Просто лупил в безумного бога. И мы оба: я и Гранд чувствовали, как сквозь нас проходит ярость и жажда очищения этого мира от скверны, внезапно появившейся на его теле.
* * *
Дракон и Саламандра, видя новых атакующих синим огнём и льдом, отступили.
Они вдруг увидели, что это новое пламя причиняет Бельзияру куда больший ущерб, чем их собственное обычное пламя. Все их потуги особо не трогали безумного бога, особенно после выведения из строя Арахны. По сути, они уже смирились, что им пришёл конец. Последний бой, он трудный самый. Да, можно ещё попытаться уйти через разломы, тем более есть перемычка с другим миром.
Вот только это не спасёт. И Саламандра это прекрасно понимала. Никак это не поможет. Он точно так же утопит в крови и соседний мир.
Нет, конечно, шансы на то, что энергия другого мира поможет одолеть его, были. Но наверняка этого Саламандра не знала. Не знал этого и дракон. И постепенно в их сознании ширилось понимание: бежать некуда. Этот кровавый безумец, захвативший этот мир, после пришёл бы захватить и следующий.
Побег от опасности по сути ничего не даст. Они слабели: и Саламандра, и Дракон, и Сколотура.
Сподвижников и соратников становилось всё меньше и меньше. Уже исчезла даже цель. Они дрались только ради того, чтобы драться. Бежать некуда. Осталось только умереть на поле боя.
И вот в этот момент, когда Саламандра уже готова была сдаться, вдруг появились два человека из другого мира, которые умудрились обратиться напрямую к энергии земли этого мира, к Душе этого мира, к которой даже сами боги уже давным-давно не обращались.
Потому что когда-то искра божественной энергии в них влилась, чтобы дать управление определённой стихией, и всё. После этого они черпали энергию напрямую лишь для того, чтобы эту стихию подпитывать.
Но эти! Эти, наплевав на всё, черпали мощь этого мира напрямую, полной ложкой, прекрасно понимая, что они от этого сдохнут. Потому что в богах было по капле энергии, ровно столько, чтобы управлять стихией. Взять больше равно умереть.
А здесь — какие капли? Они пропускали через себя энергию колоссальными объёмами. Причём это те самые люди, которых многие боги вообще ни во что не ставили.
Саламандра переглянулась с драконом и проговорила:
— Кажется, мы здесь даже не помощники.
— Что есть, то есть, — ответил тот. — Тут от нас толку мало.
— Ну, а раз здесь от нас толку мало, — предложила Саламандра, — пойдём хотя бы прикроем Сколотуру.
И да, с того момента, как люди начали активно изничтожать Бельзияра жидким льдом и синим пламенем, тот почувствовал опасность. И те орды, которые он призвал к себе, которые до этого в безумии бросались то на замок Азарета, то друг на друга, все они почувствовали призыв своего создателя, своего повелителя, и ломанулись в обратную сторону к Сколотуре.
А удерживать вокруг себя защитные конструкты и при этом сшивать обратно ткань миров это, уж извините, сомнительное удовольствие. Поэтому Саламандра, и Дракон отправились прикрывать её своим огнём, выстроив вокруг неё целое кольцо пламени, удерживая определённый радиус и не подпуская к Сколотуре низших демонов, которые готовы были её разорвать.
Боги пытались помочь — хотя бы там, где они могли это сделать. И в момент, когда Бельзияр кратно уменьшился в размерах, боги огня уже даже готовы были поверить, что людям удастся его вновь загнать в тюрьму.
— С ума сойти, — ворчала Скоролотура, ускоряясь и щелкая жвалами, создавая перемычки одну за другой. — Букашки победили безумного бога…
Саламандра и сама не верила своим глазам, но Бельзияр будто оседал, на глазах соскальзывая в безду. В момент, когда его тело в жидком ледяном панцире почти скрылось в бездне, из разлома взметнулись две когтистые лапы в попытке зацепиться за края разлома, но вместо этого они сгребли двух букашек, посмевших покуситься на бога.
— Нет! — закричала Саламандра и метнулась на помощь прямиком в разлом.
* * *
Некоторое время Максвелл считал, что сгорел в синем пламени, в дикой