— Твоя очередь, — произнес я, и мой голос прозвучал особенно громко после трех часов почти полной тишины, нарушаемой лишь стонами. — Ты видел цену молчания. У тебя есть выбор.
— Я… я буду говорить! — его голос сорвался на визгливую ноту. — Только поклянитесь! Жизнь! Позвольте мне жить! В кандалах, в рудниках, где угодно! Клянитесь!
— Клянусь, — сказал я без колебаний, уже концентрируя ману. — Ты будешь жить. Теперь говори.
— Да, хорошо! Главная база…
Глава 13
И тут это началось. Лицо Луциана исказилось. Не просто гримаса боли, а нечто более ужасное — полная потеря контроля над мускулатурой.
Его рот скривился в неестественной ухмылке, левый глаз задергался, а правый закатился, обнажив белок. Из его носа и ушей хлынули густые, алые струйки.
— Голова… — он захрипел, и слюна, смешанная с кровью, потекла по его подбородку.
Моя левая рука вцепилась в его волосы, резко запрокидывая голову. Пальцы правой руки, обернутые плотным, сияющим алым коконом маны, я поднес к его правому глазу.
Я подумал правильно: даже если в его мозгу будет паразит, он, как Артефактор Хроники, чье тело было куда прочее, чем у обычных людей, сможет выдержать дольше, чем остальные. Достаточно долго, чтобы я смог принять меры.
Я не стал давить или резать. Я сконцентрировался до предела, чувствуя каждую нить энергии. Кончики моих пальцев коснулись влажной поверхности глазного яблока. Используя технику «Урии» для невероятной точности и «Золотого храма» для абсолютной прочности, я превратил ману в прочную иглу не толще человеческого волоса.
Нить чистой силы прошла сквозь уголок глаза и достигла задней стенки глазницы. Там, используя естественное отверстие зрительного нерва, она проникла внутрь черепной коробки.
Мои золотые глаза видели все. В хаотичном море синапсов и мана-потоков его мозга я увидел чужеродное тело. Оно было крошечным, но пылало ядовитым фиолетовым светом, излучая разрушительные импульсы, которые разрывали нейронные связи и вызывали массивное кровоизлияние. Паразит был похож на металлического кольчатого червя, судорожно сжимавшегося в агонии.
Я направил свою энергетическую нить прямо к нему. Она обвила его, как удав свою добычу. Я почувствовал сопротивление, сжал. Раздался крошечный, неслышимый уху, но отчетливо ощутимый для моего мана-восприятия, хруст.
Фиолетовый свет погас, сменившись короткой вспышкой инертной энергии. Тело Луциана обмякло, судороги прекратились. Из его носа и ушей все еще текла кровь, но взрыв был предотвращен. Он был жив. Но… сможет ли он говорить?
###
Пять дней в форте тянулись, как смола. Воздух был густым и влажным, пропитанным запахом нагретого камня, пыли и вездесущей маны от работающих генераторов защитного поля.
Настроение у батальона было напряженным. Бойцы, еще не обстрелянные в условиях такой изматывающей пассивной службы, метались между скукой и тревогой.
Одни до блеска чистили артефакты, другие часами простаивали на смотровых вышках, вглядываясь в зеленую стену джунглей, третьи — самые нетерпеливые — проводили спарринги на плацу, выплескивая накопившуюся энергию.
Ярана и Силар пытались наладить ротацию и поддержать дисциплину, но даже их усилий не хватало, чтобы развеять гнетущее чувство ожидания. А ждать приходилось.
Луциан не приходил в себя. Лежал овощем, несмотря на ежедневное применение на нем целительных артефактов. И, скорее всего, уже вряд ли бы проснулся.
Новых разведчиков к нам теперь почти не засылали. Лагерь, из которого мы похитили этих двоих, свернули и переместили в неизвестном направлении.
Так что оставалось либо ждать, либо…
Каждое утро, ровно в восемь, я спускался в подвальное помещение, переоборудованное под временную тюрьму. Холодная каменная комната, освещенная тусклым светом мановой шаровой лампы.
Орлан сидел на голом каменном полу, прикованный цепями к стене, которые не только сковывали движения, но и подавляли его ману. Его тело было в крови и пыли, лицо осунулось, но глаза по-прежнему горели упрямым огнем.
Процедура была одинакова. Первый час — «Сотня порезов». Я активировал татуировку, и невидимые лезвия впивались в его плоть, оставляя на коже сеть мелких, но неглубоких порезов. Я не стремился убить или покалечить — только причинить максимальную боль, сломать волю. Орлан стискивал зубы, из горла вырывалось хрипение, но вопил от боли, проклинал меня, кричал слова верности Лиадерии, Но ни разу он не сказал ничего, что было бы мне интересно.
Он выдерживал это с леденящим душу стоицизмом, и с каждым днем мое изначальное раздражение сменялось холодным, почти профессиональным уважением. Такую волю не часто встретишь.
После пытки я давал ему отдышаться, иногда приносил воды. Сначала он плевал мне в лицо или молча отворачивался. Но на третий день, вытирая с лица его слюну, смешанную с кровью, я сел напротив, прислонившись спиной к холодной стене.
— Напрасный героизм, — сказал я беззлобно, констатируя факт. — Ты умрешь здесь, в этой дыре. Твоя смерть ничего не изменит. Лиадерия пала. Твой принц, если он еще жив, прячется в джунглях, как затравленный зверь. Ради чего это все? Чтобы продлить агонию?
Орлан медленно перевел на меня взгляд, полный ненависти.
— Ради чести. Понятия неведомые для такого как ты, наемник.
— Я пират, если уж на то пошло, — поправил я его. — И видел достаточно «чести», чтобы знать — она хороша лишь на парадах. В реальном мире выживают те, кто умеет приспосабливаться.
— Мы не будем приспосабливаться под ярмо узурпаторов! — прошипел он, и в его голосе впервые прорвалась эмоция, помимо ненависти — отчаянная, почти исступленная вера.
С этого все и началось. На четвертый день, после очередной сессии пыток, он внезапно сказал:
— Вы не понимаете. Вы никогда не поймете, за что мы сражаемся.
— А ты попробуй объяснить, — предложил я, как будто между нами не было часов целенаправленного причинения боли. — Скоротаем время. Все равно твоим людям, похоже, ты не нужен. Никто не пришел тебя выручать.
Это было жестоко, но эффективно. Тень сомнения мелькнула в его глазах. И он заговорил. Сначала обрывками, сквозь стиснутые зубы. Потом, по мере того как я слушал, не перебивая, все страстнее и подробнее.
Он рассказывал о том, как двести лет назад группа беженцев, спасаясь от тирании Роделиона, нашла эти Руины. Они были измучены, потеряли все. Но здесь, среди гигантских деревьев, они поклялись построить новое общество. Лиадерию — Союз Свободных Людей.
— Во главе стоял Выборный Совет из самых мудрых и достойных. Каждый мог высказаться. Каждый имел право голоса. Земля обрабатывалась сообща, урожай распределялся по справедливости. Мы не богатели, но и никто не голодал. Мы не стремились к завоеваниям, мы жили в гармонии с этим миром, с этими джунглями. Мы изучали небесных странников, использовали артефакты