Я мгновенно оценил их силу, сканируя аурные сигнатуры: шестеро на разных стадиях Предания, от Завязки до Развития. И один, высокий мужчина в латах цвета воронова крыла, со шрамом через левый глаз, стоявший прямо за принцем, его поза выражала абсолютную готовность и преданность, — его аура горела холодным, сконцентрированным огнем Кризиса Предания. Личная гвардия. Элита элит.
Но даже его мощь меркла перед тем, что держал в руках принц. Я смотрел на корону через «Юдифь», но не видел ее уровня. Это могло означать только одно. Артефакт уровня Легенды.
Нечто, превосходящее все, с чем я сталкивался, нечто, что не должно было находиться в руках смертного.
Увидев нас, телохранитель Кризиса Предания гортанно выкрикнул приказ об атаке и три четверти Артефакторов, включая пятерых Преданий, взлетели в воздух и устремились в нашу сторону.
Мое сердце на мгновение замерло, пропуская один единственный, оглушительно громкий удар в тишине моего сознания. Пять Преданий. Пятеро против меня одного, если не считать моих бойцов, которые в схватке такого уровня, где каждый удар мог расколоть скалу, а взгляд — испепелить плоть, могли стать лишь пушечным мясом, расходным материалом в арифметике боя.
И это были не бойцы «Ока Шести», которых в первую очередь интересовала выгода и собственная жизнь. Эти фанатики явно были готовы умереть за принца, раз без вопросов продолжали служить ему после того, что видели вокруг. К тому же их стадии были в среднем выше, чем у тех, с кем я сражался в Перекрестке.
Расклад был катастрофическим, почти самоубийственным. Холодная, тошная волна тревоги подкатила к горлу, сжимая его стальными пальцами. Я не был уверен, что смогу удержать их всех. Даже близко не был уверен.
Что хватит сил, скорости, хитрости. Что смогу защитить своих людей от этого катящегося на нас вала сверхчеловеческой мощи.
Но отступать было нельзя. Мы прошли точку невозврата. Каждый удар кровавой короны, каждый ее пульсирующий вздох отзывался синхронной судорогой в тысячах тел на полу, вырывая из них тихий, коллективный стон, наполняя эту адскую реликвию силой, от которой мурашки бежали по коже.
Если этот ритуал завершится, если эта штука активируется полностью, последствия будут ужасны и необратимы. Цена нашего отступления — десятки тысяч жизней и рождение чего-то такого чудовищного, что и представить страшно. Нет. Мы стояли здесь насмерть.
— Щиты! — мой голос, сорвавшийся на низкий, звериный рык, прорвал гнетущий гул нарастающей бури маны, режущий и властный, как удар хлыста. — Все, черт возьми! «Сказание о Марионе»! Сейчас же!
Повинуясь приказу, рефлекторно и безоговорочно, вскинулись восемьдесят рук. Воздух содрогнулся, вспыхнув десятками золотых свечений, и на руках моих бойцов появились те самые щиты, чью легенду я создал.
На моей руке материализовался их старший брат уровня Предания. В тот же миг я ощутил их — все восемьдесят — как тонкие, но невероятно прочные нити, вплетенные в мою собственную оборону. В хрупкую, но прочную паутину, связывающую нас воедино, делающую нас не просто отрядом, а единым организмом, готовым принять удар.
Я не стал ждать, пока вражеские Предания наберут скорость, не дал им инициативы.
— Прикрывать друг друга! Сомкнуть строй! Ни шагу назад! — проревел я своим, уже отталкиваясь от каменного пола, оставляя в камне трещины.
«Прилар» и «Радагар» слились воедино в моих энергетических каналах, превратив мое тело в живой снаряд, в копье, направленное в самое сердце бури. Я ринулся навстречу пятерым звездам вражеской маны, с «Марионом» наперевес.
Моя цель была проста: принять весь их первый, самый яростный и сокрушительный удар на себя. Оттянуть их внимание. Связать их в смертельном бою со мной одним и не дать им, как нож сквозь масло, прорваться к моим бойцам, пока те не справляются с остальными защитниками принца.
И это сработало. Как мы и тренировали во время учений, врезавшийся в «Марион» импульс атак пятерки Преданий прошел по невидимой связи с моими бойцами и ударил в их щиты, будто невидимый противник, оттолкнув всех их на несколько метров.
А дальше все закрутилось в стремительном смертельном танце. Мы парили под самым сводом, в холодной темноте, где лишь свет наших артефактов и мерцание щитов выхватывали из мрака летящие фигуры. Пятеро против меня одного.
С первых же секунд это было до ужаса трудно. Спасало то, что они, как и я, не хотели навредить людям внизу. По крайней мере пока ритуал не закончится.
Так что каждая наша атака была выверена, ограничена смертоносной хореографией. Никаких сокрушительных ударов, способных обрушить тонны камня на тысячи беззащитных, конвульсирующих тел внизу. Никаких взрывных волн, что разорвали бы их в клочья, превратив в кровавую пасту.
Это был странный, почти ритуальный бой на лезвии ножа, где смерть угрожала не от прямого попадания, а от последствий, от одного неверного, слишком мощного движения. И в этих стерильных, но от того не менее смертоносных условиях, я проигрывал. Медленно, неуклонно, но верно.
У каждого из пятерых был свой набор уникальных артефактов.
Одна, худая женщина с короткими стальными когтями на всех конечностях, оставляла в воздухе невидимые для обычного глаза, вибрирующие с ультразвуковой частотой нити, которые рассекали все на своем пути, вынуждая меня постоянно маневрировать, петлять, чувствовать пространство кожей.
Другой, сутулый мужчина с посохом, увенчанным пульсирующей сферой, создавал локальные гравитационные аномалии, то внезапно прижимая меня к потолку с силой в десятки G, то пытаясь швырнуть в сторону, словно надоевшую игрушку.
Третий метал сгустки чистой кинетической энергии, которые не взрывались, но пробивали любую защиту точечным, сокрушительным ударом, от которого звенело в ушах и немели кости.
А ведь у каждого были и вспомогательные артефакты: защитные, поддерживающие, второстепенные атакующие. Предания могли полностью подстроить свой стиль боя под себя, уже не оглядываясь на обычные артефакты.
Я использовал все, что мог, все десять основных татуировок и десятки малых. «Прилар» заливал мои мышцы скоростью, заставляя мир вокруг плыть в смазанном потоке. «Радагар» давал силу для парирования ударов, от которых трещали бы кости обычного Предания. «Энго» и «Грюнер» я использовал для редких, отчаянных контратак, которые они, однако, парировали с утомительной легкостью. Конечно же не забывал о техниках татуировок и об их разнообразных комбинациях.
Но против такого разнообразия уникальных, специализированных свойств мои комбинации были как дубина против набора хирургических инструментов. Универсальность проигрывала отточенной специализации, когда эти специализации накладывались друг на друга и поддерживали друг друга.
— Держись, командир! — донесся снизу чей-то хриплый крик, заглушенный расстоянием и гулом боя.
Единственной причиной, по которой я