Я чувствовал, как мои люди внизу вздрагивают, принимая на себя часть нагрузки, как они кряхтят от усилия, но их строй держался. Они сражались в своей собственной мясорубке — с Хрониками повстанцев.
Те были сильнее по отдельности по стадиям, наш численный перевес и слаженность, выкованная в десятках операций, позволяли им не просто обороняться, но и иметь небольшой резерв, чтобы подпитывать щиты, чтобы поддерживать меня. Они держали меня на плаву, вкладывая в нашу общую сеть свою волю и ману, пока я медленно, но верно тонул в превосходстве противника.
И я понимал, что это не может длиться вечно. С каждой секундой ритуал набирала силу. Кровавая корона в руках принца пульсировала все ярче и чаще, отливая багровым светом, а тела на полу слабели, их судороги становились все более вялыми, а стоны — беззвучными.
Мои противники действовали расчетливо, методично, им не нужно было меня убивать — достаточно было сдержать, связать по рукам и ногам. Они выигрывали самое ценное — время, а я терял его с каждой неудавшейся контратакой, с каждым отскоком от невидимой стены или гравитационной ловушки.
Я парировал очередной гравитационный импульс, ощущая, как щиты моих бойцов гасят отдачу, словно восемьдесят пружин, и отлетел к стене, едва уклоняясь от внезапно возникшей передо мной паутины невидимых лезвий, которые со свистом впились в камень.
В груди бушевала ярость бессилия, холодная и острая. Тактика, осторожность, координация — всего этого было недостаточно. Они переигрывали меня на каждом ходу, их комбинации были отработаны до автоматизма.
Если я не сделаю чего-то невозможного, чего-то, что выйдет за рамки всех их расчетов, чего-то, чего они не ожидают от артефактора, даже от Предания… я проиграю. И все эти люди внизу умрут, а рожденное здесь в муках чудовище вырвется на свободу, и вина за это ляжет на меня.
Внезапно, как лопнувшая струна, ритм всего происходящего сменился. Гулкий, мерный, как барабан смерти, стук короны, отдававшийся в костях и сводивший скулы, участился, переходя в судорожную, лихорадочную дробь, в вихревое буйство.
Принц, до этого стоявший в отрешенном трансе, задрожал, его тело начало биться в мелкой конвульсии, а глаза, широко раскрытые, отражали уже не экстаз, а чистый, животный ужас, смешанный с исступленным ожиданием.
Но результат был налицо, и он был ужасен. Пульсация стала почти непрерывной. И в такт ей сердца тысяч людей на полу забились в последней, предсмертной агонии. Их слабые подергивания прекратились, сменившись одним последним, синхронным выгибанием спины.
Полная, мертвенная неподвижность легла на них, словно саван, тяжелый и безмолвный. Они больше не были людьми — лишь опустошенными, дымящимися батарейками в адском механизме.
Время кончилось. Мысли, расчеты, тактика — все это сгорело в одномоментном всплеске чистой, животной решимости, ярости и отчаяния. Я использовал половину оставшегося мне месяца, чтобы получить вспышку маны. И ее я вложил без остатка в «Прогулки» и «Прилар».
Мир поплыл, превратился в смазанные, лишенные смысла полосы света и тени, в абстракцию. Пятеро Преданий, еще секунду назад державших меня в идеальном кольце, остались позади, их лица, искаженные удивлением, яростью и внезапно проснувшимся страхом, мелькнули на мгновение, как кадры из старой пленки, и исчезли.
Я несся сквозь застывший воздух к принцу, к этой пульсирующей, ненавидящей все живое черной дыре в форме короны, оставляя за собой звуковой хлопок, разрывающий уши, и вихрь закрученного, вопящего воздуха.
Тогда вмешались те двое, что не двигались с самого начала, сохранявшие ледяное спокойствие, бросились мне наперерез. Телохранитель на Кризисе Предания в латах воронова крыла, чье лицо было скрыто шлемом, и второй Предание, Развитие, закутанный в простой темный капюшон, скрывавший черты.
Я рванул в узкую щель между ними двумя, всем телом нацелившись в проем, рассчитывая проскочить к принцу на остатках запредельной скорости, оставляя их реакцию в прошлом. Расчет был прост, почти примитивен — выбить корону, сбить ритуал, посеять хаос, а там видно будет.
Но тот, что на Кризисе, оказался не так прост, как я надеялся. Его клинок, тяжелый, широкий и без каких-либо изысков, метнулся мне наперерез не с реактивной скоростью, а с пугающей, почти мистической предсказательностью, будто он читал траекторию моего движения как раскрытую книгу.
Я едва успел отклониться, ощущая, как ледяной ветер от лезвия обжигает щеку. Мой собственный энергетический клинок, «Энго», чиркнул по его виску, в отчаянной попытке убить его контратакой.
Мой рывок захлебнулся, импульс чудовищной скорости погас, как свеча на ветру, а с ним улетучилась и последняя надежда на неожиданность. Я замер в воздухе, всего в каком-то десятке метров от принца, до которого можно было буквально дотянуться рукой, но эти метры вдруг стали непреодолимой пропастью, наполненной стальной волей двух стражей.
— Зря ты пришел сюда, — прозвучал спокойный, низкий голос из-под шлема телохранителя. В его тоне не было злости, лишь холодная констатация факта.
Сзади нарастал угрожающий гул, похожий на рой разъяренных ос, — те пятеро Преданий, от которых я ушел ценой половины жизни, уже настигали, их ауры сомкнулись позади меня, отрезая единственный путь к отступлению, к моим бойцам. Кольцо сомкнулось.
Но это еще было не все. Отчаянный, почти безумный расчет промелькнул в сознании, пронзая пелену ярости и отчаяния, и моя рука сама рванулась к поясу, к тому самому тяжелому, невзрачному на вид металлическому жезлу, что когда-то отнял у них полет в пещере с артефактом Эпоса.
Времени на раздумья, на оценку рисков не было — я вогнал в него сокрушительный, почти самоубийственный заряд маны, чувствуя, как артефакт уровня Эпоса жадно, как губка, впитал энергию и ответил низкочастотным гулом, который не слышало ухо, но ощутило все тело, каждый нерв, каждую кость, заставляя их вибрировать в унисон.
Волна немой, невидимой силы прокатилась по пещере, и гравитация, этот забытый за годы полетов примитивный якорь, разом вцепилась в каждого из нас своими железными когтями. Мои преследователи рухнули вниз как мешки с песком, их победные крики ярости смешались с шоком, непониманием и яростным проклятием, теряющимся в свисте воздуха. Двое, закрывавшие путь к принцу, тоже начали свое падение.
Я же, зная, что меня ждет, сгруппировался и в самый последний миг перед падением, когда невесомость сменилась тяготением, резко выбросил ноги назад, оттолкнувшись не от тверди, а от