Я лишь медленно поднял бровь, давая ей продолжить, скрестив руки на груди и чувствуя, как под повязкой ноет незажившая рана.
— Я, разумеется, любезно развеяла их глупые сомнения, — ее ухмылка стала шире, приобретая хищный оттенок. — Расписала твои скромные подвиги, беззаветную преданность Коалиции и невероятную проницательность, с которой ты наверняка раскрыл всю глубину коварного плана повстанцев. В общем, к вчерашнему вечеру, прямо перед твоим возвращением, ко мне прилетела официальная, сияющая благодарность за подписью самой маркизы Маэрьялы. И с милым приложением к ней — полмиллиарда пурпура на счету в качестве вознаграждения для личного состава твоего батальона.
Мысленно я быстро подсчитал, что эта сумма, вместе с нашей добычей из хранилища, наконец-то позволяла нормально, без экономии, экипировать всех бойцов с ног до головы. Но куда важнее было другое.
— И, само собой, твое пари, — Шарона продолжила, явно получая удовольствие от каждого слова. — Седьмой батальон все еще сидит в своем форте, строя глазки пустоте и героически отражая вылазки несуществующих повстанцев. Они даже не в курсе, что война уже закончилась. Когда они вернутся, для них это будет позорным, безоговорочным поражением. Я, кстати, заключила свое пари с Хорном и очень рада, что ты помог мне его выиграть.
Она внимательно посмотрела на меня своим единственным пронзительным глазом, и в ее взгляде промелькнул знакомый огонек холодного, научного любопытства.
— А теперь, герой, — ее голос стал прохладнее, — показывай. Включи линзы-накопители. Я хочу увидеть все, что ты видел. От первого лица. От начала и до конца.
Я встретил ее взгляд и медленно, почти с сожалением, покачал головой. Внутри все сжалось от досады и понимания упущенной выгоды. Демонстрация была бы идеальным, беспроигрышным способом получить еще один вожделенный слиток «особого золота».
— Не могу, — сказал я просто, вкладывая в эти два слова всю возможную искренность и твердость, на какие был способен.
Ее ухмылка мгновенно исчезла, сменившись настороженным, изучающим, как под микроскопом, выражением. Брови сдвинулись, а в уголках губ залегли резкие морщины.
— Объяснись.
— Чтобы справиться с той короной, мне пришлось залезть в аварийные запасы Маски. Плата за победу — временная, я надеюсь, блокировка всех ее активных функций. Полное отключение.
Я видел, как ее единственный глаз сузился до щелочки, оценивающе и с откровенным неверием скользя по моему лицу. Она медленно скрестила руки на груди, и вся ее поза, от поднятого подбородка до упертой стойки, выражала скепсис больше любых слов.
— Надурить меня хочешь?
Вместо объяснений я расстегнул верхние пуговицы мундира и оттянул пропитанную потом и пылью ткань, обнажив кожу на груди.
— Взгляните сами.
Татуировка Маски Золотого Демона была на своем месте, но она выглядела совершенно иначе. Сложные золотые узлы и завитки, обычно будто светящиеся изнутри жидким огнем и пульсирующие скрытой мощью, теперь были тусклыми, матовыми и плоскими, словно выцветшая старинная позолота на потрескавшемся пергаменте.
От них не исходило ни привычного слабого тепла, ни того едва уловимого энергетического пульса, что я всегда чувствовал кожей, как второе сердце.
Шарона сделала резкий шаг ближе, ее скептицизм мгновенно сменился жгучим, почти хищным профессиональным интересом. Она пристально, не мигая, всматривалась в узор, затем резко, без предупреждения, прижала кончики холодных пальцев к татуировке.
— Вот черт, — тихо, с искренней досадой выдохнула она, отводя руку. Ее плечи слегка опустились, и во всей ее позе читалась неподдельная, почти детская досада исследователя, у которого только что сломалась уникальная игрушка. — Значит, правда. Ничего не поделаешь… Придется ждать. Ты знаешь, сколько?
Я покачал головой.
Она отвернулась, чтобы скрыть разочарование, махнув рукой, давая мне разрешение уходить, но в этот момент я задал вопрос, который вертелся у меня на языке с той самой секунды, как увидел ее тренировку.
— А эта энергия, которую вы использовали во время медитации… Та, что тяжелее и плотнее обычной маны? Что это такое, комдив?
Шарона замерла на месте так резко, будто ее парализовало невидимым полем. Затем она медленно, очень медленно, как марионетка на невидимых нитях, обернулась.
Ее единственный глаз был неестественно широко открыт, а на лице застыло выражение такого чистого, непритворного потрясения, будто я только что признался, что прилетел с другой планеты. Все ее досада, скепсис и холодная рассудительность мгновенно испарились, уступив место абсолютному изумлению.
— Не двигайся, — ее голос прозвучал резко, отрывисто, почти по-командирски, и весь ее предыдущий шок мгновенно сменился сосредоточенной, хищной интенсивностью. — И следи. Внимательно.
Она плавно подняла руку, ладонью вверх, и между ее пальцами снова начал формироваться тот самый гибридный, нестабильный сгусток.
Но на этот раз она не сжимала его в кулак, а заставила медленно, словно невесомую пушинку, парить в воздухе перед собой, заставляя двигаться по сложной, прихотливой траектории — резкий зигзаг, плавный круг, замысловатая восьмерка.
Слегка искривляющая пространство субстанция была похожа на каплю жидкого свинца, плывущую в невидимом, но могущественном потоке ее воли, оставляя за собой дрожащий, словно мираж, след.
Я не отрывал от нее взгляда, впиваясь в каждое движение. Мои золотые глаза четко и ясно видели ее во всех деталях. Более того, я не просто видел — я будто ощущал ее кожей, чувствовал ее чудовищную плотность, словно передо мной плыла микроскопическая черная дыра.
Каждый изгиб ее пути, каждый поворот был для меня таким же очевидным и предсказуемым, как движение обычной, привычной маны для любого другого Артефактора.
Шарона резко, со щелчком, сжала пальцы, и темная энергия мгновенно рассеялась, не оставив и следа. Она смотрела на меня с новым, почти жутковатым, изучающим уважением, будто рассматривала редкий, не известный науке экземпляр.
— Ничего себе… — прошептала она, и в ее срывающемся голосе звучало нечто среднее между завистью и восторгом.
Она сделала паузу, собираясь с мыслями, ее единственный глаз смотрел куда-то вдаль, будто она вспоминала давно забытые уроки своих учителей.
— То, что ты так неуклюже назвал «тяжелой энергией», — начала она, — это не мана. Это называется мировой аурой. Это — энергия иного порядка, несравнимо более могущественная по сравнению с маной.
— И вы можете ее использовать?
Она хмыкнула.
— Похоже, пришла пора для небольшой лекции.
Ранг Истории. Туманная мана, с трудом поддающаяся контролю, которой едва хватает на незначительное усиление тела и главная функция которой — активация артефактов.
Артефакты обладают самыми примитивными свойствами, и в подавляющем большинстве случаев это одно свойство на артефакт.
Ранг Сказания. Дымная мана, которую уже можно использовать для прямого усиления тела, залатывания и прижигания ран, удаления чувства усталости и голода и так далее.
Артефакты становятся сложнее, их возможности — комплекснее, в один