Играть... в тебя - Мария Зайцева. Страница 7


О книге
подавилась своим ядом и уползла поскорее прочь от хищника.

Сава провожает ее недобрым взглядом, а затем поворачивается ко мне, понимает, что я, мягко говоря, в шоке, и улыбается, мгновенно становясь прежним собой: няшей-улыбашей, обаятельным веселым парнем.

Но я уже не верю этому преображению.

Слишком яркое воспоминание о синеглазом демоне. И слишком сильный контраст с холодным хищником, показавшимся только что из-за личины обычного веселого улыбаки.

— Где ты научился так драться? — спрашиваю я.

— Да так… — пожимает плечами Сава, — на пару секций ходил…

Вот как… Отвечать правду не хотим, значит?

— А кто был этот мужчина?

— Какой?

— Тот, что осматривал меня.

— Так это… Из полиции… Тут… В поезде.

— ОН без формы.

— Ну… — Сава на мгновение тушуется, — не знаю. Он сказал, из полиции… И корочки показал. А откуда он еще может быть?

— Не знаю…

— Я тоже не знаю. Прибежал на крики, помог их связать, вызвал поездную полицию… Я тоже спросил, кто он, а он доки показал…

Сава говорит спокойно, глядит в глаза серьезно.

— Ты как, птичка? Пришла в себя?

— Да, — киваю я, — пришла… Пить только хочется очень…

У меня в горле после пары глотков алкоголя — сухость страшная.

— У тебя есть вода? — спрашивает Сава.

— Да…

Я ищу в сумке бутылку с водой, пью, потом протягиваю ему.

Сава делает пару глотков, проливает на себя чуть-чуть. Капли по татуированной коже ползут к груди…

Моргаю, отворачиваясь.

Нет, Олька, нет. Парень странный… Не для тебя. Спас, надо же… Помог…

Но все равно…

— Мне умыться… — говорю я тихо, — и тебе не помешает…

— Пошли, — кивает Сава, поднимаясь и протягивая мне руку, — умоемся.

Принимаю его помощь.

Мы идем по проходу между креслами, провожаемые многочисленными взглядами пассажиров. Все уже в курсе случившегося, похоже.

И активно обсуждают.

От этого мне не по себе.

Возле туалета я торможу, поворачиваюсь к Саве:

— Я сейчас…

— Давай вместе, — хрипло предлагает он, открывает дверь и мягко вталкивает меня в туалет.

Не успеваю возразить.

Мы оказываемся в тесной кабинке, плотно прижатые друг к другу.

И меряемся взглядами.

— Как ты себе это представляешь? — раздраженно шепчу я, — здесь не развернуться! Выйди!

Сава только улыбается, проводит пальцем по моей губе:

— Вот тут кровь…

— Где?

Я кошусь на зеркало, благо, туалет в новом вагоне чистый, и в отражении себя вполне можно рассмотреть.

Сава отрывает бумажное полотенце, пускает воду и аккуратно трет мои губы. Делает он это так медленно и тщательно, словно серьезную операцию проводит.

А я почему-то не препятствую…

Позволяю трогать себя, убирать кровь с лица.

Сава тяжело дышит, рассматривая меня. Зрачки опять расширены. Что с ним? И со мной что? Почему я позволяю?

— Больно? — шепчет он.

— Немного… — так же шепотом отвечаю я.

— Вот здесь? — влажная бумага тормозит в уголке губы.

— Да.

Я будто заворожена его близостью, его взглядом, сердце бьется тяжело и больно.

Сава наклоняется и прижимается губами к месту, где болит.

А меня током пробивает! Ахнув, цепляюсь за его широкие голые плечи, прижимаюсь к горячей груди.

— А вот тут болит? — Сава отрывается от меня, но только для того, чтоб скользнуть губами по шее, на которой уже проступают следы грубых пальцев насильника.

— Да… — заторможенно шепчу я.

И он трогает меня там. Языком. Скользит раскрытым ртом по горлу, жадно вдыхая, сжимая меня все крепче за плечи, сводя с ума этими запретными касаниями.

— И тут? — он трогает грудь, очень властно, совсем не бережно уже. И, хоть у меня там не болело, но сейчас, от его прикосновений, болит. Ноет так сладко и томительно, что хочется прижаться сильнее, выгнуться, позволить…

— Тут? — прикусывает мочку уха, заставляя дрожать все яростнее.

— Тут? — теплый выдох мне в губы.

Глубокий, властный поцелуй…

Ах…

Болит…

Так болит…

Надо, чтоб еще целовал…

Дверь в туалет дергается, ручка яростно гуляет туда-сюда, и мы замираем, прижавшись друг к другу.

Я испуганно таращусь в напряженное серьезное лицо Савы, цепляюсь за его плечи, потому что ноги совсем не держат! Упаду же!

Мы оба дышим так тяжело и пылаем так сильно, что в тесной кабинке не остается воздуха.

Ручка перестает дергаться.

Сава, усмехнувшись, открывает дверь, тянет меня за собой.

Мы выходим, протискиваемся мимо ожидающего своей очереди пассажира. Тот принимается бормотать что-то вроде: “Нашли место”, но Сава вскидывает на него взгляд, и мужик тут же замолкает.

Я иду по проходу, держась за руку Савы, словно маленькая девочка в поисках защиты.

Мы садимся на свои места, Сава снова тянется ко мне целовать, но я смущенно уворачиваюсь.

То, что происходит, слишком для меня!

— Я… Устала… — жалобно шепчу я.

Сава, помедлив, кивает.

— Иди ко мне.

Он приглашающе хлопает по коленям, но я отказываюсь. Нет уж! И без того все… Чересчур…

И он ни на один вопрос нормально не ответил. Зато уже целовал… И трогал… И я… Я позволяла… Нет уж. Мне это надо все обдумать…

— Тогда голову клади мне на плечо, — предлагает Сава.

И я, помедлив, соглашаюсь.

Его плечо твердое, но очень удобное.

Я укладываюсь, чувствуя, как глаза сами собой закрываются. Мне надо чуть-чуть выдохнуть. Чуть-чуть…

Рядом с ним мне спокойно и надежно.

Ощущаю, как Сава обнимает. Так приятно. Я буквально полчасика… А потом уже все разъясню с ним. Он же… Целовал… Значит, намерения имеет… Надо спросить, какие. Дед говорил, чтоб береглась. А я… Но какие у него губы… Мой первый поцелуй получился очень-очень горячим. И нежным. И сладким. И… Я бы повторила…

Сквозь накатившую слабость и дрему ощущаю, как меня мягко переносят куда-то. Хочу проснуться, и не получается. Это все тот коньяк. И поцелуи Савы.

Чувствую его объятия, он словно спелёнывает меня своими руками, своим телом.

И мне тепло и спокойно.

Безопасно в его руках.

6. Сава. Птичка-невеличка

Я смотрю в окно, на пролетающие мимо березы, рябины, дубы… И какие там еще есть деревья на просторах моей родины? Хер его знает. Что из школьной программы помню, то мозг и выдает… Ясени! Во! Ясени еще!

Какие-то бесконечные поля, домики-развалюшки, глядя на которые, невольно охуеваешь: а че, там реально люди живут?

Вот прямо там, да?

Это не бутафория?

Не гребаный театр?

Странно, я был в Европе, много где, в Швейцарии, во Франции, в Германии. В Италии. На Кипре был… Там я, правда, нихера не помню, чего видел, Айя Напа безжалостна… Но, в целом, много где побывал.

И никогда меня такое ощущение странности не посещало, хотя там тоже и

Перейти на страницу: