5. Оля. Вопросы без ответов
— Сотряса нет, небольшой ушиб, — спокойный мужчина с суровым, острым взглядом профессионально осматривает меня, затем переводит взгляд на сидящего рядом Саву, — врачу надо показать ее, когда приедете в город.
Сава кивает, сжимает губы злобно.
— Этих… блядей…
— Разберемся, — говорит мужчина.
Я сижу, толком не вслушиваясь в разговор, все еще в шоке от случившегося. В голове до сих пор звон, а перед глазами — злобный оскал напавшего на меня мужика, его гадкое лицо.
И он, мой светловолосый демон, крутящийся в тесном тамбуре поезда…
Это было последним, что я запомнила.
Следующий кадр — вот он.
Я сижу уже на своем месте, рядом Сава. А передо мной — незнакомый широкоплечий мужик, с очень профессиональными движениями и выражениями. Врач, наверно? Откуда он тут? Или полицейский?
Сава вызвал?
Наверно, в поезде должен быть пост полиции?
Но, боже…
Как вовремя Сава… Если бы еще чуть-чуть…
До меня только теперь начинает доходить весь ужас ситуации. И того, что могло произойти.
— Сава… — я поворачиваюсь и смотрю в невозможно синие встревоженные глаза парня, — боже… Сава…
Он тянется ко мне, изломав брови в волнении, обнимает, и я приникаю к его груди, плачу навзрыд.
Не могу остановиться, слезы текут и текут, и даже не понимаю, что уже не на своем месте сижу, а на коленях его, в надежных теплых объятиях.
— Тихо… Тихо… Мелкая ты какая… Сука, надо же, полез… Блядь… — он что-то говорит, но я, хоть и слышу, но не осознаю слов сейчас. Просто плачу, выплескивая в эмоции свой страх, ужас от случившегося, обиду свою. Я никому не сделала ничего плохого! За что они со мной так? Я же даже не смотрела, не провоцировала никак…
За что?
Мне ужасно себя жалко, и от этого истерика только набирает обороты.
— Вот, выпей, — Сава сует мне к губам бутылку.
Послушно отпиваю, кашляю, потому что это не вода, а что-то спиртное. А спиртного я не пила никогда, дед — яростный противник…
Горло обжигает, дышу с трудом.
— Че это такое? — слышу раздраженное рычание Савы. И голос мужика, осматривающего меня до этого:
— Коньяк.
— Оставь. А сам иди!
— Нельзя…
— Ну попробуй взять назад! — в голосе Савы невероятная злоба, она режет слух, но я сейчас слишком занята жалостью к себе и истерикой, чтоб нормально все воспринимать.
— На, еще глотни, мелкая… — бормочет Сава и снова подносит мне к губам горлышко небольшой бутылки.
— Не-е-е… — мычу я, пытаясь отвернуться, но он как-то по-особому перехватывает меня и заставляет выпить еще.
Кашляю, слезы текут, но в голове неожиданно проясняется.
Затихаю, уныло шмыгая носом и ерзая на коленях Савы. С просветлением приходит понимание, что не особо правильно я себя веду.
Ну, то, что расплакалась, понятно, а вот то, что до сих пор на Саве прыгаю…
— Спасибо, — сиплю я, потому что нос заложен намертво, — мне надо… умыться…
— Давай потом, мелкая, — говорит Сава… И придерживает меня, не позволяя сползти с коленей.
Замираю, уже даже не ерзая, непонимающе хлопаю мокрыми ресницами на такое близкое-близкое лицо парня.
У него… Глаза такие… Еще ярче кажутся. А зрачки — черные-черные… И расплываются, как у кошака… Красиво. Завораживающе. Ох… Что же это такое?
— А то прогулялась уже один раз… — хрипло добавляет Сава, не сводя с меня своего яркого взгляда, — еле поймал.
— И держишь… — шепчу я, завороженная.
— Держу, — так же тихо отвечает Сава. Рука его на талии тяжелеет. В том месте, где задралась футболка, пальцы касаются голой кожи живота, и от этого горячо.
— Пусти… — прошу я, не смея шевельнуться. Кажется, что, если двинусь, то он ладонь полностью мне на живот определит. Под футболку. А это… Неправильно.
— Нет, — падает на меня его тихий ответ. — Посиди чуть-чуть.
И так серьезно он просит, и так серьезно он смотрит, что я… Подчиняюсь. И сижу. Смирно сдвинув голые коленки.
А Сава все глядит, не отрываясь, изучает мое лицо.
— Сколько тебе лет? — спрашивает он неожиданно.
— Восемнадцать…
— А выглядишь на пятнадцать.
— Это все… Из-за роста… Дед говорит, птичка-невеличка…
— Точно… Птичка… Мелкая… Красивая…
Что он?.. О чем?..
Мне так странно и горячо сейчас, что теряется в памяти ужасная ситуация, мерзкие слова, отвратительные руки.
И только это мгновение есть сейчас.
Сильный красивый парень, его горячие надежные объятия, его восхищенный внимательный взгляд. Его слова.
Поднимаю ладонь и провожу пальцами по его волосам, растрепанным, на удивление жестким. По лицу, нахмуренным бровям, ссадине на скуле, губам, красивым, полным, так легко готовым растянуться в улыбке.
Сейчас Сава не улыбается.
Серьезен, как никогда.
Неосознанно тянусь к его губам…
— Ну вы еще прямо здесь трахаться начните…
Словно ушат грязной воды на меня опрокидывается!
Вздрагиваю, оглядываюсь на соседку, с неодобрением пялящуюся на нас.
И, изо всех сил упираясь в плечи Савы, пытаюсь выбраться из его объятий! Ужас какой! О чем я вообще?.. Как я вообще?..
Сава, пару секунд помедлив, словно раздумывая, отпускать или нет, все же расслабляет руки, и я, взволнованно выдыхая, падаю на свое место. Спешно поправляю футболку и юбку, приглаживаю волосы.
И, мне кажется, щеки и шею сейчас разорвет от жара, полыхающего под кожей!
— А вы бы лучше рот едой заняли, — дерзко говорит Сава соседке, — давно пустует!
— А ты мне не хами! — огрызается она, — а то придумали мне тут! Обжиматься! Это место общественное, между прочим! Я вас и в полицию могу сдать!
— Да ты бы… — начинает Сава, подаваясь вперед так неожиданно и с такой угрозой, что тетка, отпрянув назад, принимается верещать на весь вагон:
— Ай! Убивают! Помогите!
На нас начинают оглядываться, и Сава тихо рычит:
— Какого хуя орешь? А ну пасть закрыла!
И так у него это страшно выходит, что тетка реально затыкается! И, испуганно округлив глаза, смотрит на него.
— И сиди тихо, блядь. А то до дома на своих двоих попрешься.
— Ай… — неожиданно тоненько принимается пищать тетка, — ай… сердце… Ай…
— Свали отсюда, актриса, блядь… — презрительно смеется Сава.
И тетка, тут же переставая стонать, в самом деле, мгновенно собирается и уползает в конец вагона!
На протяжении всей этой жуткой сцены я сижу, не дыша. И только моргаю испуганно.
Сава сейчас вообще не похож на того веселого улыбаку, так легко располагающего к себе. Вместо него рядом со мной сидит жесткий, холодный зверь, хищник, готовый с легкостью перервать глотку любому, кто встанет у него на пути.
И окружающие это считывают… Не зря же тетка, которая сама кого хочешь сожрет, тут словно