Он усмехнулся ещё раз и пошёл к двери, которую я раньше не заметил. Потайной ход. Ясно. Скорее всего, он вёл прямо в тронный зал. Нас же поведут официальными коридорами.
Я повернулся к Милене и Ольге. Лица их уже были спокойнее — всё-таки аристократок учат держать лицо. Но я знал: вопросов у них теперь будет слишком много. И у меня к ним тоже. Сначала — церемония.
Мы вышли. Нас встретил слуга и повёл по коридорам. Один поворот, второй, третий, четвёртый… картины, барельефы, статуи. Всё — для того, чтобы гости чувствовали величие и терялись в масштабе.
В конце мы вышли к тронному залу. Там уже столпились журналисты. Нас подвели к боковому проходу, чтобы пока не засветиться.
Слуга бросил на меня быстрый взгляд, усмехнулся и легко провёл рукой в воздухе. Вспыхнуло бытовое Эхо — и мой костюм сам собой очистился в районе паха.
Я замер, осознавая.
Вот оно что…
Все те видения, что пронеслись у меня в голове, отразились и на моём внешнем виде. Император это видел. Конечно видел. И потому так усмехался. А я, занятый совсем другим, не заметил.
Не прошло и двух-трёх минут, как двери сбоку распахнулись. Вышел человек в официальной форме имперских служителей — прямой, как жердь, с голосом, поставленным так, что он пробирал даже сквозь шум толпы.
Он поднял руку, требуя внимания, и зал мгновенно стих.
— Прошу тишины! — прозвучало громко, но без надрыва, величественно. — Прошу приветствовать Его Императорское Величество!
Секунда паузы. И голос грянул снова, будто раскат грома и именно он вывел меня из мыслей:
— Олег Рюрикович, Император и самодержец Всея Империи!
Эхо этих слов ударилось о колонны и разнеслось по сводам. Даже журналисты, только что толкавшиеся локтями, разом замерли, прижав камеры и планшеты к груди.
Я же только сейчас понял: если меня спросить, как выглядел кабинет Императора, я, наверное, не смогу толком ответить. Слишком много всего навалилось в тот момент. Я запоминал факты, сухие детали — где окно, где двери, за какой шкаф можно укрыться, если вдруг в меня полетит магия.
А вот этот зал… тут уже невозможно было не запомнить.
Колонны уходили ввысь, поддерживая тяжёлый потолок, украшенный мозаиками и позолотой. Пространство вмещало бы тысячу человек, может быть, и две. Но сейчас здесь было меньше людей — только те, кому позволено. В центре высился пьедестал с троном, сплетением камня, золота, дерева и Эхо.
Император шагнул к трону и сел. Всё вокруг будто изменилось. То был уже не человек в кедах, а властитель Империи, символ её силы и закона.
Голос служителя, поставленный и сильный, разнёсся под сводами:
— А теперь… — он выдержал паузу, позволив залу стихнуть до полной тишины, — прошу подойти к престолу и преклонить колено перед Его Императорским Величеством, Олегом Рюриковичем, барона Аристарх Николаевич Романов!
Я пошел вперёд. Милена и Ольга остались позади, как и положено в таком случае.
Пьедестал возвышался над залом, и к нему вели шесть ступеней. Я знал правила: на третьей нужно остановиться, преклонить колено так, чтобы одна нога была на третьей, другая — на четвёртой. Всё по этикету.
Я остановился на третьей ступени, как требовал этикет. Одно колено — на камне, вторая нога — на четвёртой ступени. Всё ровно, всё правильно.
Император поднял ладонь — короткий, уверенный жест. Я встал.
— За заслуги барона Аристарха Николаевича Романова, — произнёс он громко, и эхо слов ударилось в своды, — за то, что он пробудил силу Эхо родового, Тринадцатого, великого древнего рода… Я, Император Олег Рюрикович, объявляю: в день свадьбы барона Романова состоятся не два бракосочетания, а три.
Зал замер. Даже воздух стал тяжелее.
— Третье, — продолжил он, — с моей дочерью. Златой Олеговной Рюриковной. Это высшая степень благодарности. Но род пока остаётся баронским. И, барон, — здесь в его голосе скользнул почти человеческий оттенок, — позаботьтесь о ней. Я как отец прошу.
Я поднял взгляд. Лицо Императора оставалось каменным. Ни улыбки, ни тени эмоции. Но я прекрасно понимал: если бы это была не церемония, а его кабинет, он сейчас ржал бы в голос. Ржал бы, как конь последний, и до слёз.
Почему не завод? Не квартира? Ну хотя бы машину подарил бы! Или, в крайнем случае, золотую ложку. Да хоть что угодно! Почему ещё одна женщина? У меня и так денег нет. На двоих невест не хватает…
Куда мне третью?
Интерлюдия 5 — Император
Я сидел на троне с тем самым каменным лицом, какого ждали от меня придворные и пресса. Внешне — спокойствие, неподвижность, власть. Внутри — совсем другое. Я наблюдал, как молодой барон поднимается по ступеням и прикидывал: что ему подарить?
Завод? Разорвать тот самый договор, что барон с графом пытались провернуть у него за спиной? На бумаге красиво: «за заслуги перед Красноярском», за монстра восьмого ранга — жест внятный, политически чистый. Но нет. Завод — это его проблема. А нужно чтобы решилась не его проблема, а моя. Почему бы и нет? Хочет поднимать род? Называется гением? Вот пусть и разбирается. Для главы рода это даже не трудность, а разминка. Мелочь на фоне того, что его ждёт впереди.
Я скосил взгляд в сторону. Вот она, моя настоящая головная боль. Злата. Любимая — да. Но самая упрямая и самая стервозная из всех моих детей. Единственная унаследовала силу рода — и вместо приличной придворной дамы у меня получился солдат в юбке: стычки, споры, «пустите меня на передовую». Хм. Пожалуй, идеальный подарок. Пусть он теперь сражается с этой маленькой стервой. Мне хватило.
Барон встал ровно там, где и должен — между третьей и четвёртой ступенью. Молодец. Учит протокол. Ну что ж… пора.
Я поднял ладонь — короткий, уверенный жест. Барон встал.
— За заслуги барона Аристарха Николаевича Романова, — произнёс я громко, и эхо слов ударилось в своды, — за то, что он пробудил силу Эхо родового, Тринадцатого, великого древнего рода…
Ну, сейчас он ждёт заводик. Заводик, квартирку, хоть что-то осязаемое. Держи лицо, мальчик…
— Я, Император Олег Рюрикович, объявляю: в день свадьбы барона Романова состоятся не два бракосочетания, а три.
Ахах! Вот это морда! Перекосило так, что если бы я не был правителем столько лет, я бы уже ржал в голос. Хорошо, что камеры стоят