Я сделал паузу и добил:
— Третье — с моей дочерью. Златой Олеговной Рюриковной. Это высшая степень благодарности. Но род пока остаётся баронским. И, барон, — я позволил голосу скользнуть почти в человеческий оттенок, — позаботьтесь о ней. Я как отец прошу.
Вот это — настоящий подарок. И союз сильный, и моя личная проблема перекладывается туда, где ей место. Заводы, графы — детский сад рядом со Златой. Посмотрим, кто кого переорёт через месяц.
Я довёл церемонию до конца и произнёс заключительную формулу:
— Аудиенция окончена. Благодарю всех за присутствие. Вы свободны.
Глашатай, как и положено, перекрыл зал:
— Прошу тишины! Его Величество Император покидает зал. Прошу проявить уважение!
По идее, после этих слов должна была наступить тишина. На деле — как всегда. Журналисты взвились:
— Почему три?
— А как же князь?
— Подтвердите, что среди невест — ваша дочь!
Я не ответил ни на один вопрос. Лицо каменное, шаг выверенный. Поворот — и за троном открывается неприметная дверь. Тайный проход принял меня, как всегда, мягко и беззвучно. Шум зала остался позади, а у меня внутри ещё хохот прокатывается волной. Лицо барона — это надо было видеть.
Коридор пуст. Здесь можно позволить себе мыслить честно. Решение верное. Завод он пусть забирает сам — мозги у него есть, амбиции есть, дружина есть. Разминка перед настоящей жизнью. А вот Злата… Да, подарки должны быть на уровне Императора.
До кабинета — двадцать с лишним шагов. Дверь закрылась, и я наконец позволил себе сбросить этот день с плеч. Камзол — на спинку кресла. Пуговицы — к чёрту. Туфли, ремень, жилет — всё туда же. Джинсы, футболка, кеды. Вдох — как человек, а не как символ.
— На сегодня всё, — сказал я вполголоса. — Император свободен.
Я только успел вдохнуть полной грудью, когда дверь кабинета распахнулась настежь. Без стука.
Только одна в Империи может позволить себе такое — и выжить.
— Папа! — Злата влетела ураганом. — Мы же говорили! Я не собиралась выходить замуж! Как ты мог?!
Я устало прикрыл глаза. Свободен… ага. Ровно на две минуты.
— Злата, — ответил я ровно, удерживая голос холодным, — это решение для семьи и для Империи. Тебе выгодно. У тебя пробуждена сила, у него пробуждена сила. Вы бы всё равно встретились в Академии. Теперь ты официально в браке, и там у тебя будет меньше проблем.
— Каких ещё «меньше»?! — она перебила, как всегда. — Там будет больше. И не у меня — у него! Ты же знаешь, сколько за мной ухаживали и скольким я отказывала! Как ты посмел принять такое решение без моего ведома?!
Если дам слабину — как обычно продавит на жалость. Нельзя. Я лишь сжал пальцы, оставляя лицо каменным.
И тут в тишине прозвучало тихое, до боли знакомое:
— Олежа… я же просил сохранить род, а не женить род.
Я замер. Сердце сбилось на пол-удара. Может показалось.
— Олежка… — повторил голос мягко.
— Я уже взрослый, — выдохнул я глухо. — Прекращай меня так называть.
— Папа, — Злата взвизгнула и ткнула пальцем в сторону двери, — это что за бомж? И как он сюда пробрался? Здесь же охрана! Даже меня иногда пытаются не пустить!
Я повернул голову.
У дверей стоял ОН.
Одетый так, будто и правда жил под мостом: потёртое, чужое по плечам пальто висит мешком, штанины с пятнами, шнурки на башмаках пережжены и завязаны узлами, ворот сбит, на рукаве заплатка поверх заплатки. Волосы растрёпаны, щетина, взгляд — ясный и насмешливый. Держится же он так, словно это не мой кабинет, а его кухня: спокойно, уверенно, с привычкой входить туда, куда другим «нельзя».
Он рассмеялся, легко, без тени обиды:
— Бомж? Ну… ладно. Пусть будет бомж. — Пожал плечами. — Вид у меня, правда, соответствующий.
Потом прищурился и посмотрел прямо на меня:
— Олежка, ты что, про меня никому не рассказывал? Хранил тайну? Молодец.
Господи… почему всё на мою голову? Я вообще не хотел быть Императором. Хотел пять минут тишины и кеды — всего-то.
— Кто ты вообще? — Злата шагнула вперёд, уже почти шипя. — И как ты прошёл мимо охраны?
— Как обычно, — Странник кивнул куда-то вверх, в угол, где сходились карниз и ниша. — У тебя там, Олежа, проход в стене так и осталася. Я его лет… э-э… давно делал. Вы потом много чего переставили, а вот это не заложили. Нехорошо.
Он сказал это так буднично, что я непроизвольно усмехнулся уголком губ. Да. Если есть в мире человек, который знает все тайные ходы — даже те, про которые мне не докладывали, — то это он.
— Мы разговариваем, — сказал я Злате всё тем же ровным тоном. — Ты — остынь.
— Я спокойна, — солгала она на полном серьёзе. — Папа, отменяй. Я не выхожу замуж.
Странник качнул головой:
— Дай девочке выговориться, — сказал он мне мягко. — Потом поговорим о деле. Ты ведь решил выдать её за того, кого только что наградил. Верно?
— И тебе не кажется, что это «дело» касается меня, — Злата вскинулась снова, — и решать его без меня — низко?
— Кажется, — он улыбнулся ей так, словно она — не шторм в сапогах, а упрямая котёнок. — Но твой отец — Император. Его слово — закон. Он может решать на месте. Это у него семейное.
Я бросил на него взгляд.
Он расставил руки, словно сдаваясь:
— Ладно-ладно. Я ведь лишь бомж, — и снова тихо хмыкнул. — Но пришёл не спорить. Пришёл напомнить: «сохранить» — важнее, чем «женить». И если уж ты, Олежа, выбрал узел — завязывай его правильно. Иначе потянет всю сеть.
Злата перевела взгляд с него на меня и обратно:
— Папа…?
Я тяжело выдохнул. Разговор со Странником придётся отложить — сейчас не его время. Я поднял ладонь и коротким движением остановил его, прежде чем он успел раскрыть рот.
— Тсс. С тобой позже, — сказал я тихо. — Сейчас я разговариваю с дочерью.
Я перевёл взгляд на Злату.
— Это решение принято. Ты станешь его женой. Слушай внимательно. Я и так собирался породниться с Тринадцатым родом. Это было неизбежно. Но я не позволю, чтобы дочь Императора оказалась второй или третьей. Он уже вступил в силу рода и успел завести двух жён. Завтра у него может быть шесть. Я не дам, чтобы ты оказалась среди них где-то в хвосте. Поэтому все вы будете первыми. Рядом, вместе.
Я сделал короткую паузу и добавил:
— Он сегодня во дворце.