Я почувствовал, что у меня закололо в висках. Если мы даже опоздаем… ради такого можно и опоздать.
Злата, видя это, замерла. В глазах — ревность и решимость. Она резко отложила платье и подняла другой чехол, открыв коробку с бельём.
— Эти трусики будут видны, — сказала она, и голос дрогнул, но в нём было больше упрямства, чем смущения. — Возьму другое. От князя.
Она достала комплект кружевного белья. Белое осталось у её ног, на смену пришло чёрное, прозрачное, с тонкими лентами по бокам. И Злата, краснея так, что уши горели, всё же шагнула вперёд и начала переодеваться прямо перед ними.
Ольга подняла бровь, Милена фыркнула, но обе смотрели. Я тоже.
Когда Злата подтянула новое бельё, оно сидело так, что в одно мгновение она перестала быть «невинной младшей». В этот момент баланс изменился. И я увидел в её глазах то самое: «Я не хуже. Я не проиграю».
Злата подняла планку, и все это знали. Её упрямый жест — сменить простое белое бельё на алое кружево — не был случайностью. Она бросила вызов. И вызов был принят.
Ольга первой уловила момент. Я видел, как она поймала мой взгляд, задержанный на Злате. Уголки её губ дрогнули — не улыбка, а вызов: «Смотри на нас. Сравни. Мы тоже умеем». Она не спешила — сняла платье одним плавным движением, как будто сбрасывала оковы. Чёрное кружево вспыхнуло на её теле, тонкие линии подчёркивали бёдра, живот.
Она сделала вид, что ищет среди коробок что-то нужное, и достала из футляра ожерелье. Металл заискрился в свете лампы, словно нарочно привлекая внимание.
— Милена, — её голос прозвучал мягко, почти небрежно, но в нём чувствовалось жало. — Поможешь застегнуть? Спереди удобнее.
Я сразу понял: это не просьба. Это был ход.
Милена шагнула ближе. Она выглядела так, будто сомневается, но на самом деле её глаза выдавали азарт. Она уже знала, во что ввязывается. Приняла вызов и двинулась вперёд. В руках ожерелье, серебро чуть звякнуло.
Я видел, как они встретились у самого края дивана. Ольга стояла, слегка выгнувшись вперёд, будто нарочно подставляя грудь. Милена подняла ожерелье, потянулась к застёжке… и каблук предательски соскользнул с ковра.
— Ах!.. — короткий вскрик сорвался у неё с губ.
Тело качнулось, ожерелье выскользнуло из пальцев, и в следующую секунду они обе рухнули на мягкие подушки.
Я даже не успел моргнуть. Ольга оказалась под Миленой, лицом к лицу, грудь к груди. Их тела соприкоснулись слишком плотно, чтобы назвать это неловкостью. Чёрное и красное кружево переплелось, линии бёдер заскользили друг по другу.
Волосы Ольги рассыпались по лицу Милены, щекоча щёку и губы. Ожерелье упало между ними, холодный металл коснулся голой кожи.
Они замерли. На секунду показалось, что время остановилось. Их дыхание смешалось, губы оказались так близко, что оставалось меньше пальца до поцелуя.
И в этой неподвижности было больше откровенности, чем в любом движении.
Они лежали, переплетённые, грудь к груди, дыхание к дыханию. Между ними, прямо на мягких подушках дивана, блеснуло ожерелье — серебро прохладой коснулось кожи, и я видел, как Ольга подняла руку, будто собираясь его убрать.
На секунду всё выглядело невинно: просто случайность, просто неудачный шаг и падение. Но потом её глаза встретились с моими. В этот миг она задержала руку не на металле, а выше, на линии бёдер Милены. Кончики пальцев коснулись ткани трусиков и легли на кожу, где прикосновение уже не казалось случайным.
Милена вздрогнула, но не отпрянула. Она будто поняла вызов. Её ладонь двинулась навстречу и легла прямо на грудь Ольги. Пальцы сомкнулись на упругом изгибе, сжали, и теперь их тела соприкасались уже не только бёдрами, но и там, где любое касание обжигает сильнее слов.
Они были почти обнажённые. Без лифчиков, только в трусиках. И с каждой секундой движения становились чуть смелее. Ещё не процесс, но уже больше, чем игра. Их дыхание срывалось, волосы падали вниз, щекотали друг другу лица.
Я поймал себя на мысли: ну, если они решили поиграть… платья и украшения мы уже выбрали. Пять — десять минут у нас есть. А если даже и опоздаем — ради такого можно и опоздать.
И именно в этот момент Злата шагнула вперёд. Она поняла, что внимание полностью ушло к ним, и её упрямство не позволило остаться в стороне. Белое бельё она уже сменила на алое кружево, но этого оказалось мало. Она собиралась войти в эту игру — и я понял, что её шаг станет ещё одним витком этой безумной сцены.
Я уже видел, что между Миленой и Ольгой случайность исчезла. Там было слишком много намерения, слишком много огня. И именно в этот момент голос Златы прорезал воздух:
— Девочки, дайте помогу подняться, — вдруг сказала Злата.
Она шагнула ближе — слишком резко. Каблук соскользнул, и она рухнула на диван, прямо сбоку, врезавшись в них.
Большой диван принял всех троих, но положение вышло странным и слишком откровенным. Злата упала животом на подушки, грудью — прямо на лицо Ольги. Её алое кружево вспыхнуло перед глазами, а мягкая, упругая грудь оказалась так близко, что Ольга даже не успела вдохнуть.
На миг воцарилась тишина.
А потом Ольга, даже не раздумывая, подняла руки и коснулась её груди. Пальцы легли прямо на нежную плоть, сжали сильнее. Она понимала, зачем Злата оказалась здесь. Понимала, что я смотрю. И сделала именно то, что я хотел увидеть.
Злата не отстранилась. Её тело дёрнулось, но она осталась прижатой к дивану. В её глазах был вызов: я не уступлю.
Милена, оказавшаяся сверху, тоже уловила этот момент. Она провела ладонью по боку Златы, скользнула ниже — к линии алого кружева, задержалась. И теперь на диване уже не было случайности.
Я видел каждое движение — не как случайность, а как решение.
Ольга лежала на спине, вполоборота ко мне, волосы рассыпались веером по подушке. Милена нависла сверху, держась коленом за край дивана, грудью к груди, тёплым весом, который не давил — фиксировал. Злата упала сбоку, животом на мягкое сиденье, плечом ко мне; её бедро вытянулось вдоль, шпилька блеснула и стихла.
На миг все трое замерли — дыхание в один ритм. Потом картинка сдвинулась.
Ольга первой потянулась к Злате. Ладони легли на талию, затем выше — по рёбрам, к округлости, где тонкое кружево только подчёркивало форму.