Милена, удерживая себя на локте, наклонилась к Ольге со своей стороны. Её губы нашли шею, несколько коротких поцелуев в ямочку, где пульс стучит ближе к коже, — и Ольга выгнулась, подставляя горло. Правая ладонь Милены обрисовала бок Ольги — от ребер к талии и чуть ниже, там, где тонкая полоска ткани держит форму бёдер. Большой палец сделал крошечную дугу — как проверка, не слишком ли быстро стучит сердце.
«Если девочки хотят развлечь своего жениха, что ж, я не против…» — отметил я про себя и не стал мешать.
Ольга перевела одну руку по внешней стороне бедра Златы — от колена выше, к тонкому краю кружева — и остановилась. Не вторгалась, не торопилась. Просто держала ладонь там, где тепло, и слегка двигала пальцами, будто рисовала невидимую окружность. Вторая ладонь осталась сверху, на груди, — мягко сжала, отпустила и вновь вернулась, уже смелее. Губы Ольги нашли вершину этой округлости, задержались, вдохнули тепло — Злата выдохнула сдавленно и на секунду прикусила губу, но снова посмотрела на меня: «видишь».
Милена поняла ритм. Её поцелуи на Ольге стали глубже и медленнее. Она сместила ладонь чуть выше — туда, где у каждой женщины живёт собственная гордость, — и Ольга ответила телом, выгнулась в ладонь, без слов разрешая продолжать. Свободной рукой Милена поддержала Злату под плечи, чтобы та не сползла, — и вышло так, что пальцы скользнули по лопатке, затем по изгибу вниз, к тонкой перемычке кружева. Касание задержалось на долю секунды — ровно настолько, чтобы стало ясно: это не случайность.
Картина держалась в балансе: Ольга — база; Милена — сверху, по диагонали; Злата — сбоку, полулёжа, одна шпилька упирается в ткань дивана, другая едва касается пола. Никто никому не мешает — наоборот, каждый жест другого находит продолжение.
Ольга окончательно приняла роль ведущей. Она повела Злату ближе к себе, чуть потянула за талию, и та на полладони сместилась, позволив удобнее лечь. Кружево на Злате натянулось и стало ещё тоньше — на грани исчезновения. Ольга подарила ей ещё один короткий поцелуй, затем второй — уже смелее, — и я увидел, как Злата зажмурилась, словно впитывая тепло губ. Это «да» без слов.
Милена тем временем работала с Ольгой — и работала филигранно. Пальцы нащупали приоритеты: линия ключицы, от которой сердце всегда бьётся громче; верх границы ткани, где кожа особенно чувствительная; и, наконец, та точка, где дыхание срывается само. Ольга не играла в стойкость. Она дышала быстро, но ровно, подавая Милене ровно столько обратной связи, сколько нужно, чтобы ритм держался точным.
Они все трое периодически смотрели на меня. Не вместе — по очереди, как будто передавали очередь вниманию: теперь я, теперь она, теперь третья. И всякий раз, когда какая-то из них ловила мой взгляд, жест становился смелее: поцелуй — длиннее, ладонь — тяжелее, рисунок пальцев — шире.
Злата быстро перестала сдерживаться и начала отвечать. Сначала осторожно: положила ладонь на плечо Милены — будто просто держится. Затем сместила её ниже, на спину, провела по линии позвоночника до тонкой перемычки кружева и там задержалась. Милена едва заметно выгнулась, принимая касание, и Злата позволила себе ещё полшага: второй ладонью нащупала бедро Ольги, внутреннюю сторону, где ткань натягивается сильнее всего, — и остановилась, только слегка двигая пальцами, почти не касаясь. Никаких резких движений — чистая, выверенная чувственность.
Мне нравилось, как они держали логику. Никакой суеты, никаких сломанных поз. Простые, понятные траектории: от плеча вниз, от талии вверх, по дуге, по касательной — как линия, проведённая без линейки, но твёрдой рукой.
Ольга сместилась ниже плечом, чтобы освободить Милене доступ к шее, и при этом не отпустила Злату. Губы Ольги снова нашли тёплую вершину, прочертили её по кругу и на мгновение закрыли — достаточно, чтобы дыхание Златы сорвалось. Пальцы Ольги на бедре чуть сильнее сжали край кружева — не снимая, не двигая, просто обещая. Злата ответила коротким «мм», и этого было достаточно, чтобы я понял: она уже не просто «в теме», она в ритме.
Милена, поймав взгляд, который я нечаянно задержал на её профиле, подарила мне свой ответ: поцеловала Ольгу под ухом, опустилась ниже, сдвинула ладонью тонкую ткань на ширину дыхания — и вернула обратно, будто извиняясь за дерзость, хотя извинений не было. Ольга улыбнулась уголком губ и, не поднимая головы, протянула пальцы — нашла на спине Милены ту же точку, где секунду назад держалась Злата, — и провела вниз в том же темпе. Ритм сложился.
Я видел, как менялись роли — без слов. Когда Ольге нужно было вдохнуть и собраться, Милена забирала на себя внимание, добавляя глубины поцелуям. Когда у Милены на секунду дрогнула опора, Злата поддержала её под поясницей, и при этом ладонь осталась там, где тепло, — так, что это стало ещё одним жестом. Когда Злата слишком медлила, Ольга тянула её к себе, задавая скорость.
В комнате становилось жарче. Не из-за ламп — из-за защиты, которая таяла на коже. На скулах выступил лёгкий румянец, волосы липли к шее, на ключицах блестели крошечные искорки пота. Соски у всех троих набухли и напряглись — да, можно было перечислять технически, но я и так видел главное: они делали это для меня. Не ради друг друга — ради моего взгляда, моей реакции, моего выбора на сегодня.
Ольга наконец отпустила грудь Златы — только затем, чтобы тут же вернуться к ней щекой: она провела ею по коже, как бархатом, и на миг задержала губы там, где уже сама оставила след. Злата тихо рассмеялась — не громко, тёпло, — и скользнула ладонью к Ольге на поясницу, ближе к линии тонкой ткани. Милена подняла голову, поймала мой взгляд и, не отводя глаз, слегка прикусила низ шеи Ольги — там, где у неё всегда «включается ток». Ольга дернулась — не от боли, от «нашли» — и снова вытянулась дугой, подставляя себя обеим сразу.
Я позволил себе короткую мысль: «Так и должно работать». Задал тон — и дальше механизм сам находит частоту. Синхронизация — не фокус, если людям дать правильный ритм.
Они продолжали. Плавно, но всё смелее. Пальцы Ольги снова вернулись к краю