— Тогда решено! — перебила она, топнув каблуком. — Сегодня я сплю с тобой! И мы будем делать детей!
— ЧТО?! — я едва не заорал так, что даже купол задрожал.
— Какие дети?! — рванула Милена, глаза сузились. — Я вообще-то первая должна быть женой! Я первая с ним провела ритуал!
— А я, между прочим, — холодно вставила Ольга, — первая с ним переспала. Так что не надо, моя очередь раньше твоей.
Я застыл.
— ЧТО?! — уже я закричал на них. — Вы… вы зачем это сказали?!
Злата моргнула, уставилась на обеих, щёки у неё вспыхнули ещё сильнее:
— Погодите… вы с ним уже переспали?!
Милена отвернулась, уши у неё стали алыми. Ольга выдержала взгляд спокойно, но пальцы на браслете дрогнули.
— Ну… — протянула Злата, скрещивая руки на груди. — Тогда тем более! Сегодня я точно сплю с ним!
Я сжал голову руками. Купол был куполом тишины, но мне казалось, что весь зал за стенами уже умирает от смеха.
А Его Величество стоял рядом, смотрел на нас и тихо бормотал:
— Дедушка… я же не готов быть дедушкой для детей Златы…
Его Величество вдруг выпрямился, поднял палец к потолку и торжественно заявил:
— Я же Император! Могу прямо сейчас издать указ: ближайшие десять лет никто не имеет права рожать и вообще заниматься любовью!
Я чуть не подавился воздухом.
— Ваше Величество… я понимаю, что вас немного… э-э… заносит, но давайте честно: это ведь не я всё затеял. Все вопросы — к вашей дочери.
— Так я и понимаю, что всё вопросы к моей дочери! — кивнул Олег Рюрикович. — Но зато я точно не стану дедушкой!
— Простите, но… — я развёл руками. — В некоторых регионах Империи ваш указ воспримут слишком буквально. Людей начнут казнить за обычные проявления чувств.
— Ничего страшного, — махнул рукой Его Величество. — Зато я спокоен за Злату!
— Папа! — взорвалась Злата. — Ну не впадай в крайности! Ты что, меня тоже казнишь, если я решу переспать и подарить ему детей?
— Да какие дети?! — выкрикнул я. — Никаких детей никто не хочет! Пока что!
— Что?! — в один голос обернулись ко мне Милена и Ольга.
— То есть ты и от нас не хочешь детей?! — Милена сузила глаза.
— Мы тебя не устраиваем? — Ольга приподняла бровь.
— Да устраиваете вы меня! — я в отчаянии поднял руки. — Все устраиваете! — я повернулся к императору, — просто вы же сами отдали мне вашу дочь в жёны, а теперь хотите лишить всю Империю секса? Вам не кажется, что это слишком строгое решение?
— Тебе что-то не нравится в моём решении? — прищурился Олег Рюрикович.
— Я лишь намекаю, — сказал я осторожно, — что, может быть, проще было бы вместо всей этой сцены просто отдать мне мой завод. Вы же о нём знаете.
— Завод?! — Злата вспыхнула. — Ты хочешь сказать, что я хуже завода?!
— Да нет! — я замотал головой. — Но теперь вас трое, и ситуация… сложная.
— То есть мы всё таки тебе не нравимся?! — хором отозвались Ольга и Милена.
— Мы все тебе не нравимся? — с вызовом добавила Злата.
Они втроём разом начали спорить, и я понял: ещё чуть-чуть, и это перерастёт в настоящую женскую ссору. А у двух из них не хилый такой потенциал Эхо.
Я поднял ладони, обрезая этот балаган:
— Хватит. Я обещаю: если ваша дочь сама ко мне не полезет, я к ней не притронусь. Слово аристократа.
Его Величество довольно кивнул.
— Вот и договорились.
Купол дрогнул и растворился. Гул зала вернулся, улыбки вспыхнули вновь — будто ничего не произошло.
Мы все одновременно осеклись. Милена сжала губы, Ольга отвела взгляд, Злата резко втянула воздух и прикусила губу. Каждая понимала: то, что только что звучало внутри купола, наружу попадать не должно. За такие разговоры краснеть пришлось бы не мне одному — под удар пошла бы и сама Императорская семья.
Ситуация была нелепой до невозможности. Я мог поклясться: за шесть веков его правления у Олега Рюриковича хватало детей — минимум десяток, если не сотня. Но именно к ней он относился иначе. Слишком резко, слишком остро, слишком лично.
Оболенский, словно уловив момент, поднялся на несколько ступеней и громко объявил:
— Господа и дамы, вечер в честь возрождённого рода Романовых, древнего и великого тринадцатого рода — считайте открытым!
Аплодисменты, звон бокалов, первые аккорды — музыка пошла в силу. Пары вышли на паркет.
Милену и Ольгу почти сразу пригласили танцевать. Я невольно поймал себя на ревности, но сдержался: это обычная вежливость, отказ выглядел бы куда хуже. Аристократки танцуют на балах, и никто не делает из этого трагедии. Злату же не пригласил никто. То ли сама своим видом отталкивала желающих, то ли дело в её статусе — всё-таки дочь Императора и сам Император рядом. Скорее всего, второе.
Я следил за залом и за самим Императором. Он двигался медленно, но властно, разговаривал с герцогами и князьями. Бароны и графы держались в стороне, и даже не каждый герцог осмеливался к нему подойти. Он сам выбирал, с кем заговорить.
Я пытался рассмотреть его силу через Эхо — бесполезно. Слишком сильный. Но нутром чувствовал: ни один маг в зале не сравнится. Даже если вся четвёрка из его свиты ударила бы одновременно, ему это было бы всё равно. Такая разница в уровне, что описывать её словами бессмысленно.
И при этом я помнил — всего несколько минут назад под куполом он выглядел совсем иначе. Не Император, не властитель империи, а отец, уговаривающий дочь и подшучивающий надо мной. Его балагурство — не слабость, а отдушина. Он позволял себе это рядом со мной, потому что знал: я не связан с местными интригами, я чужак. Да и кто поверит барону из возрождённого рода, если он вдруг вздумает рассказывать о «домашней» стороне Императора?
Я слишком хорошо это понимал. В прошлой жизни у меня тоже были моменты, когда хотелось сбросить маску серьёзности. Иногда я возвращался домой и включал самое нелепое аниме — гаремник или абсурдную комедию. Сцена с Императором и моими невестами под куполом напомнила именно это. Смешно, нелепо, но странным образом — даже расслабляюще.
К десяти вечера Император уехал. Он сделал то, что должен был: отдал дань уважения, показал всем протекцию и удалился.
Мы остались ещё на пару часов. Этого хватило, чтобы не выглядеть невежливыми и выполнить все условности. Подходили герцоги, графы, бароны — поздравляли, здоровались, обменивались парой слов. Из Тринадцати — никто. Я видел их в толпе, но ни один не сделал шаг первым. И я тоже не