Я поднял руку, ждал реакции… тишина. Никто не подошёл. Никто не заметил.
Значит, действительно — рядом никого нет.
Пара минут — и я уже ощущал язык. Он ворочался тяжело, словно чужой, но хотя бы двигался. Следующим шагом стала челюсть. Я знал, какие именно мышцы отвечают за речь: жевательные, подъязычные, щёчные, те тонкие пучки, что тянут уголки рта и помогают выталкивать воздух сквозь связки. Всё это я начал напитывать Эхо, словно вручную подгонял каждую клетку к жизни.
Оказалось мучительно сложно. Во рту десятки мелких мышц и нервов, и заставить их работать синхронно — почти невозможная задача. Я понимал: руки ещё можно сдвинуть усилием, они завязаны на спину, крупные нервы, привычное управление. Но язык и гортань — куда сложнее. Чтобы подарить себе голос, мне нужно было буквально залить мышцы энергией, протолкнуть её в каждую связку, в каждое волокно.
И я вдруг поймал себя на мысли: возможно, сейчас ими двигает не столько анатомия, сколько моё Эхо. Оно берёт на себя роль нервов, заменяет их.
Значит, шанс есть. Если я сумею напитать горло, язык, гортанные мышцы — я смогу выдавить звук. Слово. Крик. Что угодно.
И я осознал: могу говорить.
Внутри всё сработало по тому самому шаблону, которого я ждал ещё при первом пробуждении. В этом мире. Или в том…
Я прохрипел. Хотел выдавить хоть что-то — «помогите», «я жив», любое слово. Но вместо этого из горла вырвался лишь набор хрипящих, сиплых, шипящих звуков. Значит, не до конца проработал мышцы. Одно дело знать анатомию, и совсем другое — суметь ею правильно пользоваться.
И вдруг совсем рядом прорезался голос:
— Он очнулся!
Женский. Значит, кто-то всё это время сидел рядом, но задремал и не заметил, как я шевелил руками.
Звук долетел до меня глухо, словно сквозь толщу воды. Уши ещё не слушались, нервы и перепонки едва справлялись со своей задачей. Но одно я уловил точно: это был голос женщины. И он казался до боли знакомым.
По-моему… это была Ольга.
А может — я просто хочу верить, что это Ольга.
Глава 3
Да, это была Ольга. Слава Эхо…
Слава Эхо… значит, я всё-таки остался в своём мире. Ну в не том, в котором я родился. В том, к которому уже успел привыкнуть. Пусть времени прошло немного, но он стал для меня почти родным. Здесь у меня появилась своя — семья…
Я понял, что это она, когда Ольга наклонилась и обняла меня так крепко, что её сапфировые волосы упали прямо мне на лицо. Сквозь их холодный шёлк я почувствовал тепло её слёз. Хоть она и аристократка, и умеет сдерживать и не показывать свои чувства, но, может быть, она действительно любит меня. И от этой мысли внутри стало удивительно спокойно и светло.
«Моя…» — слово едва мелькнуло в голове, но его тут же смыло жгучее чувство жажды.
— …Воды, — прохрипел я.
Но воды мне не дали. Вместо этого меня зацеловали и перекричали мои слабые звуки:
— Жив! Он жив!
Ее радости не было предела.
— Ура, он очнулся!
Я услышал сколько искренности было в ее голосе. Ждала. Искренне ждала.
— Я думала, ты больше не проснёшься… что ты умрёшь!
Я всё-таки попытался перекричать ее радость — жажда была сильнее всего. Внутри словно горело: влаги не хватало отчаянно. Я понимал — во время восстановления организм пожирает внутренние ресурсы, но никогда раньше не испытывал такой жажды. Есть хотелось куда меньше.
И я мог предположить, почему. Монстр, которого добила Милена… его имя я так и не узнал, надо будет уточнить позже… он был кислотного типа. И, вероятнее всего, часть его Эхо, пропитанная этой кислотой, попала в мой организм. Она высушила меня изнутри, выжгла жидкость. Организм, пытаясь избавиться от чужеродного, выводил его вместе с влагой, регенерируя ткани — и потому жажда стояла такой невыносимой.
Теперь я понял, что значит настоящий откат. В прошлые разы, даже когда я терял сознание, всё переносилось легче. Но сейчас… хуже не было никогда. Или, может быть, я пришёл в себя слишком рано. Возможно, если бы Яков дал мне полежать ещё день или два, я чувствовал бы себя лучше. Но зная его — сделал он это не случайно.
— Воды… — прохрипел я, а потом почти выкрикнул.
Ольга поняла сразу. Поднесла стакан и стала поить меня мелкими глотками. Воды хотелось так жадно, что я захлёбывался; большая часть проливалась мимо, но всё же кое-что попадало в горло. И стоило влаге коснуться желудка, я ощутил: мышцы оживают.
Я смог приподняться, перехватить стакан рукой и уже пить сам — жадно, почти без передышки.
А Ольга всё бегала рядом, то плакала, то смеялась сквозь слёзы. Рыдания и радость сливались в одном дыхании. И я понял: да, она действительно любит меня.
А я… люблю ли я её?
Да. Люблю…
И нет, это говорил не только ритуал во мне. Возможно, в Ольге тоже отозвался ритуал, хотя… ещё до него она смотрела на меня тем самым взглядом — немного игривым, с блеском в глазах.
Я вдруг понял: обо мне, наверное, никто никогда так не переживал и не заботился, как мои две невесты. Со Златой всё ещё непонятно, но с Ольгой и Миленой — точно.
И тут меня кольнула мысль: если я сам едва держусь, то в каком же состоянии сейчас Милена?
Я попытался резко встать — и чуть не рухнул лицом в пол. Но в последний момент меня подхватили сильные руки. Максим. Ну а кто же ещё мог появиться здесь раньше всех?
Я был уверен, он наверняка постоянно держал ухо у моей комнаты. И даже удивился — как это он так поздно пришёл, как не заметил моих попыток пошевелиться?
Но больше всего меня насторожило другое: его руки дрожали. Не от страха. Совсем от другого. Я ясно видел, как его Эхо вибрирует, напряжено, словно готово сорваться. Это была злость. Но не на меня.
Злость — на что-то другое или на кого-то. Я понял когда он начал говорить.
— Господин… извините. Я не смог… Я не справился…
Эти слова ударили в самое сердце. Паника сжала грудь.
Неужели с Миленой что-то случилось?
Неужели я так долго был без сознания, что не смог её спасти?
Неужели она умерла?..
Но Максим продолжил:
— Я