Взгляд, который ещё секунду назад был прикован ко мне, сместился в сторону.
Я тоже обернулся.
И тогда всё стало ясно. Чёрный, словно поглощающий свет, матовый кузов. Ни эмблемы, ни герба, ни номера. Только чистые линии, строгие, как приказ. Даже на расстоянии чувствовалось, что это не просто машина, а символ. Символ власти, к которой не подходят без вызова.
Я прекрасно понимал, почему на ней нет номеров. Никто в здравом уме её не остановит. Те, кто следят за дорогами, в такой момент предпочитают внезапно уйти «на перерыв» или найти себе срочную работу в другом конце города.
Толпа начала расступаться, словно сама собой.
Барон чуть приподнял подбородок, но уголки губ на мгновение дрогнули. Граф — тот и вовсе стал неподвижным, как статуя, только взгляд его стал внимательнее, жёстче.
А у меня внутри вспыхнула мысль, что всё, что происходило до этого — их пафосные речи, спор за завод, даже моё падение в темноту вместе с ядром — возможно, всего лишь прелюдия к тому, что сейчас выйдет из этой машины.
2. Эхо 13 Род Которого Нет. Том 2
Глава 1
Тишина — это миф. Даже если выключить звук у телевизора, он продолжает говорить — глазами дикторов, нервными жестами рук, фальшивыми улыбками. Закроешь ноутбук — интернет всё равно просочится сквозь щели памяти, как сквозняк через неплотное окно, и зашепчет заголовками.
После событий у завода прошло четыре дня. Четыре дня, за которые я убедился: тишина умеет рождать новые виды шума, и все они — обо мне. Кто-то с жаром переписал мою биографию, которой у меня никогда не было; кто-то насчитал доли в наследствах, о которых я слышу впервые; кто-то выложил список моих будущих любовниц и политических врагов; кто-то уверенно нарисовал схему дворцового переворота, в котором я, оказывается, играю на флейте на крыше и отдаю приказы через голубей.
Жёлтая пресса соревновалась с розовой, белая делала вид, что она серая. Аналитики цитировали «надёжные источники», а интервью с людьми, якобы знавшими меня «в детстве», крутили блоком — сразу после прогноза погоды и перед рекламой эхо-пасты для зубов.
Иногда это было смешно. Иногда — чуть тревожно. Я успел пожить в мире без магии, потом в мире, где магия — банальность, но такого размаха коллективного воображения не видел нигде. Здесь реальность перестала что-либо значить. Любая тень на стене дома мгновенно становилась «доказательством». Любой стук за окном — «подтверждением». Слухи множились сами, как слизни после дождя.
Я ловил себя на том, что слушаю не ради веры, а из любопытства: насколько далеко они зайдут. И понял — до куда угодно. Уже ходили версии, что я внебрачный сын Императора, что мой род всегда был императорским, но «скромничал», что я женат на собственной тени, и тень эта — иностранка.
Чем громче раздавались эти истории, тем сильнее я отстранялся. Ни одного документа о заводе я не открывал, ни одной сцены у ворот не перебирал в памяти. Каждый раз, как мысль делала шаг в ту сторону, я перекрывал ей путь. К концу четвёртого дня это стало привычным дыханием: вдох — тренировка, выдох — бумаги, вдох — двор, выдох — кухня.
И вот этим утром я решил хотя бы на полчаса позволить себе самое мирное из возможных развлечений — кофе на кухне.
За последние дни я туда выбирался не часто. Чаще оставался в кабинете, где на столе вместо скатерти лежали слои бумаг, заметок и распечаток. Там же я пил кофе — не потому, что он был вкуснее, а потому, что каждое утро меня встречала куча вопросов, которые требовали разбирать здесь и сейчас.
Эти дни были как рассыпанная колода: не поймёшь, какую карту возьмёшь, с той и придётся играть. Завод и всё, что с ним связано, я сознательно держал в стороне, но параллельно разбирал накопившееся. Почему граф и барон решили у меня забрать завод? Что делать со свадьбой, в которую я согласился влезть, толком не успев понять, как это произошло? Я ведь не был женат ни здесь, ни в прошлой жизни. Там, в моём мире, сам факт брака был результатом долгих встреч, разговоров, выбора. Здесь — всё иначе. Пара слов, ритуал, и на тебе — союз, который вроде как всерьёз. Я не привык к таким скоростям, и тем более к тому, что брак заключается без привычных мне оснований.
Думал и о камне. Хранить его? Прятать? Искать способы применения? В его узоре Эхо были вещи, которые я ещё не понимал, и от этого он притягивал сильнее. И ещё — форма дружины. Какую выбрать, чтобы не стыдно было выйти в город и при этом удобно работать? Моих пятидесяти пяти тысяч, заработанных на монстрах, хватит, чтобы закрыть вопрос по снаряжению, но траты должны быть точными.
Сегодня я решил, что можно позволить себе выйти из кабинета. Подняться, выпрямиться, вдохнуть прохладный воздух, пройтись по коридору. И попасть туда, где пахнет хлебом и и вкусным кофе, а не бумагой и старыми книгами.
На втором этаже я толкнул дверь маленькой кухни — и увидел Марину. Она стояла у плиты, но повернулась, как только услышала шаги.
— Доброе утро, молодой господин, — Марина отложила лопатку и чуть приподняла бровь. — Неужели вы решили выбраться из своего кабинета?
— Доброе утро, тётя Марина, — я подошёл ближе, чтобы забрать у неё кружку. — Сегодня решил, что пора немного развеяться.
— Заботливый у нас господин, — проговорила она с лёгкой улыбкой, уже ставя на плиту турку. — Что желаете? Кушать? Кофе? Всё, что хотите, молодой господин, только скажите.
— Кофе, — кивнул я.
— Я уже начала переживать, — она поставила на стол чистую чашку. — Вас ведь несколько дней не видели ни в столовой, ни здесь. Я, конечно, носила вам еду, но пару раз… — она развела руками, — забирала тарелки нетронутыми.
— Извини, тетя Марина, — я сел и упёрся локтями в стол. — Много мыслей, много идей, много событий. Всё это нужно разложить, прежде чем браться за новое.
— Ну да, понимаю, — она кивнула, наливая густой, пахучий кофе. — А тем временем в городе жизнь идёт. И… — в её голосе появилась та интонация, с которой люди сообщают новости, не зная, будут ли они тебе приятны, — слухи идут тоже.
— Какие на этот раз? — спросил я, чуть улыбнувшись.
— На рынке говорили, что вы когда-то были придворным магом и бежали из дворца, — она усмехнулась. — И теперь