– Согласно сведениям, в данном месте должен присутствовать барон Станислав Мечев. Подтвердите своё нахождение.
Толпа вздрогнула. Кто-то резко обернулся к соседу, кто-то склонился ближе – зашёлестели перешёптывания, хриплые вдохи, короткие вопросы: «Кто это?..», «Слышал такое имя?..». Никто не осмеливался говорить громко – вес Империи давил, и каждый звук рождался вполголоса, будто шёпот сам по себе был вызовом.
Я вдохнул глубже и шагнул вперёд. Сквозь плотное кольцо людей пробиваться было тяжело: локти, плечи, недовольные взгляды. Но дорогу всё равно уступали – не мне, а Империи, которая назвала моё имя.
Только теперь я заметил конверт в руках имперца. Тёмная бумага будто светилась изнутри, струны Эхо вились плотным коконом, охватывая печать. Письмо, что присылали церковники, и рядом не стояло с этой защитой. Этот конверт был иным. Он хранил в себе вес куда больший, чем простая бумага.
Я вышел к представителю империи, расправил плечи и произнёс твёрдо, так, чтобы слышали все:
– Барон Станислав Мечев. Я здесь.
Имперский служитель кивнул, разломил печать и произнёс ровно, без тени пафоса:
– По высочайшему указу Его Императорского Величества Олега Рюриковича я обязан огласить следующее письмо.
Указ Его Императорского Величества
Да будет известно всему народу и всем домам Империи.
Дом Романовых, изначально стоявший при Троне в чине княжеском среди Древних Тринадцати, по прежним постановлениям был низведён в достоинство баронское и от того времени носил имя Мечевых, дабы сохранить линию крови и уберечь остаток дома от пресечения.
Понеже родовое Эхо в указанном доме угасло и более шестисот лет не являлось и не пробуждалось, по обычаю и по закону Империи было наложено завесою забвения: летописи опечатаны, записи изъяты из общего сведения, а дети впредь до нового явления Эхо вносились в книги не под истинными именами, но под мирскими, данными родителями. Ибо истинное имя утверждается лишь тогда, когда Эхо засвидетельствовано надлежащим порядком.
Ныне же свидетельствуем: родовое Эхо дома Романовых явлено и подтверждено оценщиками Его Величества и людьми присяжными. Последним, в ком сиял дар рода, был Николай Романов. В силу преемства сего и по закону о наследии Эхо постановляем и повелеваем:
Станислав, известный доныне как из дома Мечевых, отныне именуется своим истинным именем и отчество получает по последнему держателю Эха: быть ему Аристархом Николаевичем Романовым, законным главою восстановленного дома.
Дому Романов сохраняется нынешнее звание баронское; при том дом сей от сего дня возвращается в древний свой чин между Тринадцатью домами, стоящими при Троне, с правами и обязанностями, коих требует порядок Империи.
Все записи, родословные, грамоты и акты, что были прежде изъяты или заключены под печати, снять из-под завесы; в срок ближайший возвратить в летописи и объявить к общему сведению. Всякое упоминание об удалении и забытьи дома Романов считать отныне недействительным.
Так сказано, так записано, так да будет.
Сего числа – скреплено печатью Империи.
Толпа застыла. Ещё мгновение назад слышались перешёптывания, где-то щёлкали затворы камер, но теперь всё будто обрушилось в тишину. Люди смотрели на меня так, словно земля под их ногами качнулась.
Барон Румянцев и граф Корнеев стояли с выпрямленными спинами, но на лицах застыло неумелое выражение: смесь неверия и растерянной ярости. Ещё недавно они видели себя победителями, но одно письмо перечеркнуло их триумф.
Журналисты, напротив, ожили первыми. В воздух взвились руки с микрофонами, камеры снова ожили, стараясь поймать каждый мой жест, каждое движение губ. Кто-то даже полез выше на плечи соседа, чтобы разглядеть лучше.
И в тот миг, когда имя прозвучало во весь голос – Аристарх Николаевич Романов – Эхо содрогнулось. Не гул толпы, не вспышки камер, а сама ткань мира дрогнула вокруг меня. Тонкая вибрация пробежала по воздуху, отозвалась в сердце и ушла куда-то вглубь.
Я понял: теперь всё окончательно. Моё имя зафиксировано. Род вернулся. Эхо будто ждало этого момента – и теперь признало его.
Толпа не выдержала – шёпот хлынул по рядам, как волна.
– Романовы?.. – недоумённо спросил кто-то. – Но ведь древних всегда было двенадцать. Откуда взялся этот тринадцатый?
– Я… я где-то читал, – попытался возразить другой.
– Да врёшь ты, – перебили его. – Нигде ты не читал! Сам слышал – все упоминания удалены!
– Шестьсот лет! – выдохнул третий. – Шестьсот лет прошло, и за это время – ни единого слова. Как такое вообще возможно? Род, стоявший рядом с Императором, – и будто его никогда не существовало…
– Значит, Империя вправду скрывала, – подытожил кто-то с дрожью в голосе. – И мы действительно забыли.
Гул множился, но в нём не было насмешек – лишь потрясение, недоверие и жадное желание понять, что только что произошло.
Имперский посланник стоял рядом со мной всё так же неподвижно, словно статуя. Его голос вновь прозвучал ровно, обрубая шум толпы:
– По высочайшему указу Императора Олега Рюриковича, все данные о доме Романовых будут возвращены и обнародованы в ближайшие дни.
И только после этих слов площадь взорвалась – выкрики, вопросы, горячий гул камер и голосов, в котором перемешались удивление и неверие. Империя вернула из небытия целый род – и мир не мог осознать, что это значит.
Имперский посланник поднял руку, и площадь вновь застыла. Его голос разнёсся над толпой, звучный, как удар колокола:
– Да будет известно: до Его Императорского Величества дошли вести о подвиге, свершённом в здешних землях. Зверь восьмого ранга пал, и сия победа признана достойной памяти и чести. Подобные деяния возвышают не только дом, что их совершил, но и всю Империю.
Он выдержал паузу, и слова повисли над толпой, как бронзовый звон над городом. Журналисты переглянулись, поворачиваясь в сторону графа Румянцева и барона Корнеева. Камеры навелись на их лица, в которых уже начинала играть самодовольная улыбка. Репортёры торопливо шептались: «В одном месте – сразу две сенсации! Возвращение Тринадцатого рода… и награда за восьмёрку!»
Толпа шевельнулась, как море перед приливом. Казалось, у людей перехватило дыхание от предвкушения: Империя щедро вознаградит и сильные дома, и тот, что вернулся из забвения.
Но посланник переменился в лице. Торжественная маска словно спала, голос стал суше, спокойнее, приобрёл оттенок официального отчёта.
– Однако, – произнёс он уже более деловым тоном, – требуется подтверждение. В ведомостях скупщиков числится лишь выкуп туши монстра. Род, совершивший это деяние, в отчёте не указан. Более того, не зафиксирован факт сдачи кристалла зверя.
Теперь это был не голос колокола, а протокол чиновника.
– Поэтому официальное письмо, даруемое от имени Его Императорского Величества, может быть вручено лишь тому, кто предъявит ядро павшего