— Уведи, — повторяет матушка, уже холоднее. — Сейчас. Или хочешь, чтобы и тебя вычеркнули вместе с ней?
Тэя делает шаг ко мне. Один. Потом второй.
Я чувствую, как дрожит её дыхание. Мы смотрим друг на друга — две дочери одного рода, но по разные стороны черты.
— Пожалуйста, — шепчет Тэя. — Просто пойдём.
Я киваю.
Потому что иначе рухну.
Потому что если заговорю — закричу.
Тэя берёт меня за руку, неловко, не по этикету. Но крепко.
Мы выходим под взгляды, как похоронная процессия, в которой мёртвой оказалась я.
Империя драконов - Ильорин
Ильорин, некогда цветущая человеческая империя, теперь принадлежит драконам.
Сердце Ильорина – величественная Цитадель, оазис роскоши и изобилия, ревностно охраняемый новыми хозяевами.
Ее фонтаны все еще бьют живительной влагой, и она стала самым ценным сокровищем в этой изнывающей от жажды империи.
Тринадцать регионов, некогда процветавших, влачат жалкое существование, отправляя в Цитадель зерно, ткани, металлы, другие ресурсы – все это в обмен на воду.
***
Только сейчас я понимаю, что вовсе не видела Каэля. Я была настолько поглощена этим фарсом, что даже не заметила, куда он делся.
Наверное, Каэль остался в зале — среди гостей и музыки. Хотя какая теперь разница? Если мой выстроенный, привычный мирок рассыпался.
Я попала в тело Аэлины десять лет назад. Тогда мне было тридцать один, ей — двадцать пять. И со временем привыкла быть ею.
Отец быстро выдал меня замуж за Каэля, и... я полюбила его. Научилась угадывать его настроение по шагам, по тому, как он снимал перчатки. Научилась быть удобной. Полезной. Любящей.
Иногда я вспоминаю утро в спальне. Окно выходило на водный резервуар, спрятанный во внутреннем дворике. Вода стекала по мраморным стенам, словно Цитадель забыла: в этом мире реки давно высохли. Поверхность была гладкой, как зеркало. Шторы ловили влажный ветер, будто хотели улететь.
Я сидела за низким столиком, передо мной — фарфор, блюдце с гранатом и мёд на лепестках роз. Горничная переливала чай из серебряного чайника в чашку. Всё было идеально — как положено лиоре.
Каэль входил редко. Но если входил — я замечала это по тени на полу. Он никогда не здоровался первым. Только смотрел — оценивающе, как на витрину.
Если я не ошибусь — в цвете платья, в выборе заколки, в формулировке ответа — он будет доволен. А его одобрение означало одно: всё правильно.
Смешно, правда?
Я выучила его вкусы, его молчания, его едва заметные кивки. Знала, когда можно заговорить. А когда — лучше молчать, пригубив чай, и уставиться вдаль, делая вид, что меня тоже волнует политика империи.
У нас был распорядок. Не жизнь — распорядок. Три слова за завтраком. Пять — за ужином.
Иногда он прикасался к моей щеке — почти ласково, как дракон, который гладит собственную тень.
Я называла это заботой.
Каэль дарил мне драгоценности. Не потому что любил. Потому что это было уместно. Я носила их, как броню. Чтобы не думать, что он ни разу не спросил, отчего я не сплю по ночам. Ни разу не спросил, кто я такая на самом деле.
А я и сама почти забыла. И всё же…
Иногда ветер ловил уголок шторы, и комната становилась похожа на лодку. Легкую. Скользящую по озеру. Настоящему озеру из моего мира. Тогда я закрывала глаза — и представляла, что могу уйти. Просто встать и уйти, босиком, без имени рода, без капель [1], без него.
Свет ложился полосой на стену, чай медленно стекал по фарфору, — все было по-настоящему.
Я просто женщина, живущая в тёплом доме. За дверью — не политика, а сад с мятой. Жизнь может быть простой. Не великой, не древней, не правильной — а просто моей.
Но я не уходила от Каэля. Потому что даже иллюзии требуют приличий.
И лишь в постели между нами всё становилось иначе. Каэль мог быть холоден днём, молчалив за ужином, почти равнодушен… Но ночью — менялся.
Его руки становились требовательными. Голос — хриплым. Взгляд — голодным. И в эти моменты я забывала, как дышать.
Мы сражались без слов. Как будто только кожа могла сказать то, чего не позволяли титулы, род и политика.
Каэль тянул меня к себе резко, будто боялся, что я исчезну. Я отвечала — потому что в эти мгновения хоть что-то во мне ощущало: я жива. Он прикасался так, словно знал моё тело лучше, чем голос. Никогда не спрашивал, что мне снится — но точно знал, как дрожит спина, если её медленно коснуться.
Он не говорил «люблю». Но целовал так, будто хотел утопить в себе.
И я тонула. Добровольно.
Мы пылали друг в друге, будто смерть была ближе, чем утро. И когда всё заканчивалось — он вставал, уходил к себе, оставляя на моих подушках запах хвои, мускуса и стали.
Я тогда думала: если уж нет нежности — пусть хотя бы будет огонь. Пусть сожжёт. Пусть не останется ничего — кроме нас.
Как это глупо...
Наши шаги с Тэей глухо отдаются в каменном коридоре Цитадели. Её рука всё ещё тёплая в моей.
— Не смотри, Аэлина, — тихо говорит она, вырывая меня из мыслей.
Но уже поздно.
Я вижу их.
Они идут прямо навстречу — уверенно, медленно, как будто весь мир создан для их шагов.
Каэль. И она.
2. Без рода и имени
Лиора Вальдьен юна, белокожа и хороша собой. Этой зимой ей исполнилось девятнадцать, и она столь магически одарена, что уже прошла свою инициацию. Поговаривают: её крылья сотканы из золотого света.
Сейчас она плавно плывёт под руку с моим мужем. В серебряной накидке, слишком дорогой. Белоснежные волосы аккуратно заколоты, демонстративно, по-женски. Живот ещё незаметен, но я вижу, как её рука машинально скользит по нему. Будто оберегает будущее.
Его будущее.
Как поспешно. Дождались бы хотя бы развода. Я отворачиваюсь. А эта парочка делает вид, будто меня не существует.
Хотя зачем Каэлю развод, если он может сразу обзавестись второй женой?
Прошлой осенью Совет вынудил Императора принять закон, разрешающий многожёнство, но только для чистокровных драконов. Официальная версия: укрепление крови, восстановление древних родов. Неофициальная — спрятать подальше “неудачные” браки