Останавливаюсь у окна. Смотрю на ливень. И вдруг ловлю себя на мысли: а что было бы, окажись я на месте Тиссы? Пошла бы за ним?
Как это, любить так, чтобы не важно было ни имя, ни род, ни магия… только он?
Я дотрагиваюсь до холодного стекла, по которому катятся капли.
Шаги за спиной лёгкие, неторопливые. Даже не глядя я знаю, кто это.
Рик.
— Понравилась легенда? — спрашивает он.
Я поворачиваюсь. Хранитель стоит, опершись на стену, вполоборота ко мне. Всё тот же взгляд: ленивый и насмешливый. Но в голосе мягкость.
— Да, — киваю я, потянувшись к плечам, чтобы завернуться в шаль, только её нет. Руки вместо этого просто обхватывают собственные плечи.
Рик смотрит, не двигаясь.
— Замёрзла?
— Нет...— отвечаю. — Хотя, может быть, и да. Только не от холода.
— Тисса и Айрен, — говорит он тихо. — Были слишком сильные и гордые. Они не умели просить. А мир такого не прощает.
— Они любили, — говорю я. — Это ведь... должно было что-то значить.
— Значит, — отзывается он. — Но не всегда спасает.
Некоторое время мы молчим.
За окном стучит дождь.
— А ты бы пошла? — вдруг спрашивает Рик. — В подземелья. За тем, кто был твоим врагом.
— Не знаю, — отвечаю честно. — Может, и пошла бы, а потом пожалела.
— А может, нет, — говорит он, чуть наклоняя голову. — Или тебе не пришлось бы жалеть.
Я улыбаюсь краешком губ.
— А ты?
— Я? — он хмыкает, но в голосе нет лёгкости. — Я бы… не позволил себе влюбиться.
— Звучит печально.
— Звучит безопасно, — парирует он.
Между нами по-прежнему расстояние. Но я чувствую его изучающий взгляд.
— А если уже поздно? — спрашиваю.
Он не отвечает сразу. Челюсть чуть напрягается, в глазах мелькает тень.
— Тогда... остаётся только не делать глупостей.
— Предупреждение?
— Совет.
Рик разворачивается. Но на секунду замирает, не оборачиваясь:
— Отдохни, Аэлина. Остальное подождёт.
Он будто хочет что-то еще сказать… но просто уходит.
Я ещё долго стою у окна, слушая, как дождь барабанит по стеклу. И впервые думаю:
А если всё-таки пошла бы?
Воздух остывает, как чай в забытой чашке. В груди — странная лёгкость и тяжесть одновременно. Я почти улыбаюсь, слегка касаясь стены, где только что стоял Рик. От него пахло чем-то пряным. Не знаю, почему это вдруг кажется важным.
Я иду к себе, будто по инерции. Тепло Рика ещё не успело выветриться из воздуха.
Открываю дверь, вхожу. Свет ночника отбрасывает мягкий свет
Думаю, что сейчас наконец останусь одна. Но делаю шаг — и всё меняется.
На моей кровати сидит Каэль.
Рик
***
Рубашка распахнута, бронзовая грудь обнажена. Каэль полулежит на моей кровати, опершись спиной на подушки. Одна рука закинута за голову, другая свободно покоится на бедре. Ноги вытянуты, одна чуть согнута. Высокие сапоги и обтягивающие штаны подчёркивают линию тела.
Чувствую, как ярость поднимается волной, словно подступающая к горлу тошнота. Подхожу к прикроватному столику, сдвигаю вазу и, стараясь не запустить корзинкой с шитьём ему в голову, ставлю её на край.
— Ты задержалась, — мягко произносит Каэль, как будто мы не выясняли отношения в библиотеке. Как будто я не злилась. Как будто он не притащил в мой новый дом другую женщину.
— Я подумал, нам стоит поговорить. Еще раз.
— Надо было как минимум дождаться меня за дверью, — холодно замечаю я. — Постучать и спросить, хочу ли я вообще говорить,
— Я когда-то стучал? — Он легко соскальзывает с кровати и приближается, как будто всё ещё имеет на это право.
— Никогда. Всегда заходил в мою комнату как к себе домой. Но зачем ты здесь? Кажется, мы всё решили ещё днём. Тебе лучше уехать. Так будет для всех лучше.
— И для тебя?
— И для меня в том числе.
— А ты не думала, что я хочу свою жену обратно?
— Забавно. Сначала отправляешь в эту крепость, не прислав ни средств, ни писем, а теперь хочешь вернуть? А лиору Вальдьен мы куда денем?
— Она не имеет значения. Ты — моя жена, Аэлина. И всегда ею была. Всё остальное — политика.
Он берёт прядь моих волос, перебирает пальцами.
Я не двигаюсь.
— Каэль.
— С ума сойти, как ты изменилась. Я... я скучал.
Говорит это с тем же выражением, с каким когда-то говорил про редкое вино: нежно, лениво, с лёгкой усмешкой.
— Скучал? — переспрашиваю я, ошеломлённо.
Каэль не отвечает. Его ладонь ложится на мою талию, скользит вверх по спине. Мурашки вспыхивают, как раньше, когда я дышала его прикосновениями.
Он наклоняется, его губы касаются моей щеки, скользят к шее.
— Может, стоит начать всё заново? С чистого листа. Только ты... и я…
— И лиора Вальдьен с твоим наследником? Нет.
— Не капризничай. Ты ведь тоже хочешь этого, — шепчет Каэль. — Просто боишься себе в этом признаться.
Я закрываю глаза на секунду. Вспоминаю: фонтан, холод, грязь, дрожащая карта в моих руках. Как порезала его проклятый подарок — от безысходности. Как шила по ночам, исколов пальцы до крови. Как отогревала дозорного, рухнувшего от холода. Как, чёрт возьми, верила, что выстою.
— Убирайся! — бросаю я, скидывая его руку. — Из этой комнаты. Из крепости. Из моей жизни.
— Что? — он удивлённо замирает.
— Что слышал, — отвечаю я. — Пошёл вон.
Он не двигается. Только смотрит так, будто я сказала глупость. Уголок его рта поднимается в знакомой усмешке.
Каэль резко подхватывает меня — одной рукой под колени, другой за спину — и несёт к кровати.
Я дёргаюсь, пытаюсь вывернуться, но он держит крепко. Осторожно опускает на постель, словно делает что-то нежное.
— Ты не это имеешь в виду. Это просто злость, — тихо говорит он. — Ты всегда сначала злишься, а потом сдаёшься. Я тебя знаю. Наша ночь всё исправит.
— Не смей. — Я почти не дышу.
— Ты была моей. Всё это время. И останешься. Плевать, что