— Я знаю, в чём дело, — змеиная улыбка поползла по лицу Слоан, когда она скрестила руки на своём обтягивающем топе.
Голубые глаза Обри вспыхнули раздражением, когда она повернулась к ней, ожидая продолжения.
— Ты ревнуешь.
Обри чуть не взвизгнула:
— Ревную? К ней?
Слоан еле сдерживала смех:
— Теперь, когда Джорни вернулась, твои ночные визиты к Кейду закончились. Злишься, что она отбила твоего приятеля.
Я шагнула вперёд, носок моего ботинка коснулся её шпилек. Я вытянула из её налитой груди всю ревность и сжала в кулаке, вспомнив ту себя — ту, которая думала, что значит для Кейда Уокера больше, чем, вероятно, значила когда — либо.
— Можешь продолжать свои ночные визиты. Я здесь не для того, чтобы отбирать его у тебя.
Её и без того розовые щёки заалели ещё сильнее.
— Не знала, что он вообще был твоим, уродка.
Я рассмеялась её жалкой попытке задеть меня и просто констатировала факт:
— Он не был моим. И твоим не станет.
Развернувшись спиной к её очередной колкости, я схватила Слоан за руку, и мы с Джеммой и Мерседес углубились в вечеринку.
— Никогда не видела Обри такой, — Мерседес обернулась с недовольной гримасой. — Она же спала с другими. Например, с Шайнером.
Слоан стащила пару напитков со стола, а я опустила глаза — точно зная, что чей — то взгляд прямо сейчас умоляет меня поднять их.
— Так ты следишь за Шайнером? — Слоан ухмыльнулась.
Мерседес вспыхнула:
— Что? Нет. Просто он трахает всех подряд.
— Как и Кейд, получается.
Мне было больно произносить его имя вслух. Сердце колотилось, и я ненавидела себя за эту ревность. Он был моим — ключевое слово «был».
— Привет, детка.
Исайя подошёл через секунду после моего душевного срыва и страстно поцеловал Джемму. Мои брови взлетели к волосам, когда он запустил язык ей в рот, издав довольный рык. Видимо, для них это было нормой — никто даже не моргнул.
Ну ладно... Тобиас сойдёт с ума, увидев, как его сестру вылизывают. Его любовь к сестре спасла ему жизнь в том дерьме, что мы когда — то называли домом.
Я наклонилась к Слоан, пристально глядя на свою цель и отгоняя недоверие ко всем, кроме себя. Можно доверять ей.
— Я исчезну, когда начнутся притязания. Не ищи меня, ладно?
Её глаза расширились — то ли от удивления, что я открываюсь после стольких месяцев отчуждения, то ли от беспокойства.
— Куда ты идёшь?
Я, возможно, и ослабила бдительность со Слоан, но не настолько.
— Мне просто нужно побыть одной. Но со мной всё в порядке.
Слоан встала передо мной, положив руки мне на плечи. Её взгляд метался между моих глаз, и я видела в нём борьбу — это лишь укрепило моё доверие.
— Помнишь, что я говорила? Что не всё так, как кажется?
Она кивнула, её чёрные волосы переливаясь под синими стробоскопами.
Я снова наклонилась к её уху:
— Я не суицидница. — Её едва слышный вздох выдал шок. — И никогда не была.
Отстранившись, я почувствовала, как её пальцы впиваются мне в плечи. Её густые ресницы дрожали от непонимания. Прежде чем она успела что — то сказать, я резко повернула голову — и сразу встретилась с ним.
Я знала, где он находится с той секунды, как вошла сюда. Поэтому и избегала той части комнаты. Мы замерли, как два острова посреди хаоса: грохочущая музыка, танцующие тела, пролитые шоты, шёпот по углам. А мы просто смотрели друг на друга — словно пистолеты, приставленные к вискам. Его тёплые глаза потемнели, как ночь, а резкие тени подчеркнули скулы и полные губы. Белая футболка, тёмные джинсы... Когда мой взгляд скользнул по его телу и вновь встретился с его глазами, стало казаться, будто его рука сжимает мое горло.
Он сверлил меня взглядом, челюсть напряжена, как тикающие часы. Моё дыхание перехватило, когда он окинул меня таким же оценивающим взглядом. Я вздрогнула, когда его глаза вновь поймали мои — привычное тепло сменилось ледяным разочарованием.
Он оскалился, и внутри меня что — то загорелось. Один его презрительный кивок — и я почувствовала, как злость накатывает волной. Такая же, как в первую неделю в психушке, когда я винила его во всём.
Я бы никогда не оказалась одна в том дворе, если бы не он.
Я усмехнулась, не отводя взгляда, отбросив страх и осторожность. И так же покачала головой. У него нет власти надо мной. Особенно теперь.
Чем дольше мы смотрели друг на друга, тем сильнее напрягалось моё тело. Мы застыли — оба слишком упрямые, с слишком многим несказанным (и, возможно, с каплей ненависти), чтобы отвернуться. Может, дело было в моём наряде. Или в сплетнях, ползущих с моего возвращения. Но сегодня робкой, напуганной Джорни здесь не было. Мне вдруг захотелось бить кулаками в его грудь и выплеснуть на него всю свою обиду. Если бы не мои планы на вечер, я бы, наверное, нашла кого — нибудь, чтобы забыться — и вогнать нож ещё глубже в наши сердца.
Я тихо зарычала, будто с меня наконец сняли намордник. Когда на лице Кейда проступили гневные морщины, а вокруг него распространилось аура доминирования — я приготовилась к удару. Мы были в секунде от взрыва. Должны были прозвучать слова, к которым я не была готова — несмотря на всю свою показную уверенность. Резкий скрежет динамиков, и музыка смолкла. Кейд замер на полпути, его горящий взгляд, полный нерасшифрованных эмоций, всё ещё был прикован ко мне.
Голос Шайнера разнёсся по комнате:
— Помните правила, Святая Мария. И берегитесь Бунтарей. Сегодня мы охотимся.
Пауза. Я проглотила слова, предназначенные Кейду.
Исайя крикнул сзади:
— Кроме меня. Я здесь только ради одной.
Раздался смех. Шайнер проигнорировал реплику.
— Гасите свет. Время притязаний.
* * *
Моя нога шлёпнула в ту же лужу, в которой я поскользнулась у узкой двери, ведущей в подземный коридор. Тусклый свет свечей на стенах окутал меня теплом, когда я оставила позади шум вечеринки и всё остальное. Сняв сапоги и взяв их за шнурки, я двинулась дальше — к кабинету директора.
Плитка леденила босые ступни, но тишина была важнее всего. Не столько здесь, в Святой Марии, сколько в Ковене — психушке, где прогулки вне комнаты после отбоя всегда заканчивались плохо. Так что, как ни крути, а в том сумасшедшем месте я приобрела полезные навыки.
Повернув за угол, я прислушалась сквозь стук сердца, приближаясь к двери директора. Взгляд скользнул