— Она не пыталась покончить с собой.
Моё сердце вспыхнуло, прожгло грудь насквозь и рухнуло на заснеженное поле. Тёмные брови Исайи нахмурились под чёрной шапкой.
— Что? Она сама тебе это сказала?
— Не совсем, — ответил я, зная, что объяснения не нужны. Мы всегда узнаём правду — так или иначе.
Бэйн всё ещё сидел на верхней трибуне, уткнувшись в телефон, совершенно забыв обо всём, теперь, когда Джорни ушла. Я отвёл взгляд, шагая с Исайей через двор к кабинету Тэйта.
— Значит, кто — то напал на неё?
— Ты не выглядишь удивлённым, — сквозь зубы процедил я, следя, как ботинки утопают в снегу. — Ты, блять, знал?
— Если бы у меня были доказательства, я бы тебе сказал.
— И что? — я шагнул вперед, преграждая ему путь. — Ты просто решил промолчать? Даже после того, как сам же твердил мне забыть об этом? — Сердце бешено колотилось, словно пыталось вырваться из груди и вцепиться в глотку лучшего друга за это предательство.
Исайя лишь стиснул челюсть, бросая взгляд в сторону двора.
— Я не мог смотреть, как ты сходишь с ума из — за того, что нам неподвластно. Но Бэйн всегда был первым подозреваемым во всех проблемах этой школы. — Его глаза снова встретились с моими. — Мы все это знали.
— Если он посмел тронуть её — я убью его.
Исайя кивнул.
— Я тоже был на твоем месте. Наводил на него ствол, помнишь?
Как будто я мог забыть. Бэйн был нашим врагом с самого первого дня — его отец, Каллум, был нашим главным соперником. Нам было поручено следить за каждым шагом Бэйна, и когда он самым подлым образом подставил Исайю, я подумал, что мне придётся прятать его тело. В конце концов ему удалось ускользнуть, и он помог вернуть Джемму Исайе, но его взгляд был прикован к Джорни, и это снова поставило его на первое место в моём чёрном списке.
— Пошли. — Исайя толкнул меня в плечо, и мы направились к парадному входу Святой Марии, а моё давление зашкаливало. Мысли путались, рисуя Бэйна в центре, кружащего вокруг Джорни.
— Это мог быть он, — пробормотал я, поднимаясь по ступеням. — Тогда мы не следили за ним так хорошо. Твой отец ещё не погрузился в паранойю.
Исайя кивнул.
— Ты прав, но...
Я захлопнул дверь прямо перед его носом. Директор наверняка скоро явится — но мне было плевать.
— Но что?
Челюсть Исайи снова задвигалась. Я слышал, как его зубы стучат друг о друга.
— Я нашел фото Джорни в комнате Бэйна, когда искал компромат для отца.
Снег вокруг, казалось, таял от моей ярости, но прежде, чем я взорвался, Исайя продолжил:
— Там были фото Джеммы, а позже — наши с ней снимки, которые он передал Ричарду. — Его взгляд впился в меня с внезапной обоюдной ненавистью. Я помнил. — Но там были и фото Джорни. И мисс Гленбург.
Моя рука задрожала на ручке двери, кровь прилила к кончикам пальцев. Дыхание участилось, и я уже был в секунде от того, чтобы броситься на поиски Бэйна, но Исайя щелкнул пальцами перед моим лицом.
— Я ещё не закончил.
— Что — то ещё? — я проигнорировал факт, что он скрывал это от меня. Разберёмся позже.
— Они не были с сексуальным подтекстом. — Он отвел взгляд, всё ещё будто смущённый. — Скорее… как будто он за ней следил? Примерно, как с Джеммой в тот раз. Не знаю. Там не было вас двоих вместе. Только она. Были и другие фото — мисс Гленбург, откровенно порнографические. Но Джорни? Они были просто… обычными.
— Нет ничего обычного в том, чтобы тайком фотографировать её. — Мой голос звучал точь — в–точь как у моего отца — спокойно, собранно и безумно.
— Парни. — Моя рука опустилась, когда тяжёлая дверь распахнулась, впустив поток тёплого воздуха. — Заходите.
Мы с Исайей вместе вошли в дверь, и я бросил на него взгляд, который говорил: «Это ещё не конец, чёрт возьми», на что он ответил мне взглядом, который говорил: «Очевидно». Позже, когда я успокоюсь, мне станет понятнее, почему он не сказал мне о фото. Когда Джорни не было, любое упоминание её имени выводило меня из себя. Гнев и боль переполняли меня, и мне снова приходилось карабкаться из самой глубокой, тёмной ямы… но, блять, сейчас? Я был на взводе, и каждая мышца горела от ярости.
Как только директор закрыл дверь кабинета, Исайя развалился в кресле перед столом, вытянул ноги и закинул руки за голову. Я остался у книжных полок, представляя, как Джорни опиралась на край одной из них босой ногой, и вспоминая секунду, когда моя рука лежала на её бедре.
— Что, чёрт возьми, произошло сегодня? — Тэйт грубо опустился в кресло, с силой упёршись локтями в стол. — Кейд? Я обращаюсь в первую очередь к тебе.
Я цокнул языком, скрестив руки.
— О чём именно вы спрашиваете?
— О Джорни и о том, как она чуть не вырвала глаза одной девчонке.
Ага, значит, он не знает, что та что — то украла из его кабинета. Отлично.
— Ну, вы спросили эту самую девчонку, что случилось?
Он резко выдохнул.
— Да. Она сказала, что Джорни психопатка, и её нужно снова отправить в дурку, потому что она напала без причины. — Он приподнял бровь, а моя ярость вспыхнула с новой силой.
— Вы же не верите в это, — вступил Исайя, взяв инициативу, — вероятно, чувствуя, как у меня бешено колотится сердце.
Директор закатил глаза.
— Если бы верил, вас бы здесь не было. Мне нужна вся история, и я не хочу снова травмировать Джорни, чтобы она не подумала, что её выгонят из школы.
Я шагнул вперёд.
— Я лично придушу любого, кто попытается её забрать. Ей не место в психушке, Тэйт.
Уголки глаз директора сморщились.
— Почему ты так говоришь?
— Ты разве не согласен? — парировал я.
Исайя поднял руку, будто на уроке.
— Можно я скажу?
Мы с Тэйтом уставились на его бесстрастное лицо, пока он опускал руку. Он откашлялся и всё равно заговорил: — Джорни не пыталась покончить с собой. По словам Кейда, на неё напали, и эти раны — не самоповреждение. — Брови директора поползли вниз, а он сам развёл руками в полном недоумении. Кажется, я даже услышал, как он пробормотал пару ругательств себе под нос — будто не мог выговорить их вслух при нас. — А сегодня… поползли слухи, шептались про Джорни и Кейда, и группа девчонок окружила Джорни, начали допытываться. Одна даже закатала ей рукав, чтобы проверить,