Воскресенье закончилось болезненно быстро: последний дилижанс на Светлый Град уходил в четыре часа. И уже перед самым отъездом Брент, спохватившись, достал из сумки коробку.
— У меня есть для тебя кое-что. Только пообещай, что не откажешься.
Ольша расфырчалась:
— Но я даже не знаю, что это!
— Всё равно пообещай.
Он так смотрел, что Ольша куснула губу, медленно кивнула и открыла коробку.
Это была шкатулка. Довольно маленькая, в раскрытую ладонь размером, с тиснением на металлической крышке, аккуратным накидным замочком и крошечным рычажком для колокольчика. Сбоку выбит символ королевского института, в коробке плотная карточка с номерным сертификатом и печатями, толстый рулон гладенькой мелованой бумаги и тюбик специального клея.
— У меня вторая, — сказал Брент, хотя это и так было ясно.
Ольша помнила: Брент терпеть не мог воздушную почту. Но всё равно привёз ей шкатулку, и потратил на неё наверняка сумасшедшие деньги, такая пара стоит никак не меньше полутора тысяч. Наверное, ему хорошо платят в бюро, но всё равно…
— Мне тебя не хватает, — с обезоруживающей серьёзностью сказал Брент. — Ты же будешь мне отвечать? И я хочу приезжать по выходным или ездить с тобой куда-нибудь.
Что на это можно было ответить?
Вот и Ольша не нашла слов.
Глава 12
Брент написал ей первым, тем же вечером: лаконичное «привет» и предложение составить перечень литературы, которую он в следующий раз привезёт для Ольши из города.
Ольша небывало воодушевилась и составила список. Потом устыдилась и выкинула половину. Потом дописала ещё несколько пунктов, попыталась что-нибудь вычеркнуть, почти расплакалась от жадности, за завтраком сидела смурная и вяло копалась в омлете и собственной меланхолии. Потом опомнилась и написала в ответ:
Привет! Большое спасибо, я подумаю.
Ольша уже писала Бренту письма. После того первого, выпрашивающего и стыдного, были ещё два, такие же позорные и жалобные. Все три она сожгла в печи.
На эмоциях кинула в огонь ещё и все свои конфетные фантики, а потом вытаскивала их голыми руками, заполошно тушила и поливала слезами.
Теперь переписываться с Брентом было странно и неловко. Ещё более странно было тратить бумагу — дорогое вообще-то удовольствие, один такой рулончик стоил полторы сотни лёвок. Ольшина зарплата не предполагала таких трат, и она старалась писать мелко и отрезать совсем крошечные кусочки.
Брент написал ещё раз, спросил, как ей понравились конфеты. Пришлось ответственно дегустировать их и нахваливать (было за что); увлёкшись, Ольша пошутила про слишком ядрёный ликёр, Брент что-то такое ляпнул про пьяненьких девушек, Ольша возмутилась…
В общем, как-то очень быстро случилось, что они обменивались пятью-шестью записками в день. А однажды Ольша сообразила, что на бумаге можно не только писать — и нарисовала парочку жизнерадостных собак, мохнатого здоровяка с кудрявыми ушами и тонгоногую игривую псинку с длинным носом.
Животным чужды человеческие условности, поэтому ничего не помешало им с любопытством обнюхать друг друга, а мелкой собачонке потом спать на своём плюшевом друге сверху. Прикусив губу, Ольша долго тренировалась в тетради изображать собачий секс, но в итоге незаметно перешла на человеческий и снабдила Брента дивным иллюстративным материалом к своим планам на выходные.
Брент в ответ нарисовал октаэдр, октаэдры отлично ему удавались. К пятнице Ольша успела забыть о собственном хулиганстве, а Брент привёз ей библиотечные книги по собственному выбору и те самые порнографические иллюстрации, чтобы с большим энтузиазмом воплотить их в жизнь.
Было очень стыдно. И очень жарко. Особенно когда Брент, картинно поправляя несуществующие очки, «сверялся с планограммой мероприятий», а потом вне всякого графика практически жрал на ней новенькие кружева…
Я падшая женщина, твердила себе Ольша. Развратная огневичка, потонувшая в порочных телесных удовольствиях. У меня есть любовник, мы с ним занимаемся увлекательным сексом в разных позах!
Как развратной огневичке и падшей женщине, Ольше полагалось быть искушённой и раскрепощённой. И у неё ведь даже был какой-то опыт, другие мужчины до Брента, она уже что-то пробовала… нарисовала познавательную инфографику, опять же, девушка с богатым воображением… а всё равно многое было для неё внове. И сама эта игра с «расписанием», от которой сладко сжималось в низу живота, и то, как Брент провожал её тёмным взглядом, пока Ольша переодевалась, и то, как он говорил про «исполнение её желаний», как будто это она чего-то пожелала, а он галантно, как настоящий джентльмен, помогал ей воплощать фантазии в жизнь…
Вовсе я и не хотела ничего такого, фырчала Ольша, отчаянно краснея. Нет-нет-нет, мы так не договаривались, давай выключим свет и сделаем это тихо, церемонно и под одеялом!
Брент в ответ легонько постучал ей пальцем по виску:
— Выгони отсюда, пожалуйста, свою маму.
Ольша мстительно провела коготками по его боку, ровно там, где Бренту всегда становилось щекотно.
Потом он вынул очередной рисуночек, картинно подвигал бровями и предъявил Ольше новую затею. А затея была и правда ничего такая, и Ольша прищурилась:
— Нннуууу, если тебя не затруднит…
Брента не затруднило.
Впрочем, даже прекрасная ночь не позволила ему отвертеться от посещения фестиваля. Потому что нельзя же — приехать в Садовое в такой день и не отпробовать местных угощений!.. К консервированным грушам Брент оказался пугающе безразличен — здоров ли вообще этот человек? — сидры только пробовал в крошечных стопочках, зато неожиданно оценил копчёный сыр.
Они обошли озеро кругом и взобрались на холм, чтобы полюбоваться висящей над садами влажной дымкой. Повязали на дерево желаний ленты, и Ольша очень постаралась ни о чём таком не мечтать, хотя ленты были обе её, светло-зелёные, она вплетала их в косы ещё в гимназии и теперь нашла на чердаке. Было странно видеть свои девичьи ленты в мужских руках. Было трудно не придавать этому никакого значения.
К вечеру Садовое как-то неожиданно закончилось. Ольша грозилась показать «всё-всё» и даже перевыполнила угрозу, проведя гостя по некоторым местам по два раза. И Садовое, которое в детстве казалось ей целым огромным миром, было исхожено вдоль и поперёк, а Ольша даже почти не стёрла ноги в чуть великоватых маминых туфлях.
Понятное дело, приезжал-то Брент не ради экскурсии, а на субботние потрахушки. И Ольша совсем не возражала против секса, но не