Ольша вспыхнула и принялась мыть руки.
Вот сейчас она вернётся на стоянку, сварит кашу, а потом, если Бренту придёт в голову её поцеловать, скажет, что уже, наверное, можно и… Так и скажет. И ничего не медленно она идёт, вполне обычно.
Брент отжимался. Забавно так, на кулаках, а над его спиной висела совершенно неподвижно здоровенная каменюка. По спине перекатывались мышцы, вот он на несколько мгновений замер в нижней точке, и камень медленно отплыл к краю стоянки и развалился на множество мелких камешков, а сам Брент, наконец, встал.
Из одежды на нём были только штаны, по лицу скатывалась капля пота, а дышал Брент хрипловато. Махнул Ольше рукой, подхватил свой мешок и ушёл к реке тоже. А Ольша куснула губу и взялась промывать крупу.
Завтракали в тишине, вслушиваясь в лесной шум. Ленивый ящер за ночь как-то незаметно сожрал свой фураж, а ещё объел край поляны и теперь бессовестно дрых. Пустая каша, несмотря на ольшины ухищрения с травками и хвостиком копчёной колбасы, была всего лишь пустой кашей. Брент сам заварил чай, принюхиваясь к содержимому шести разных свёртков, поставил на стол обе кружки, а потом притянул Ольшу к себе, погладил пальцами подбородок, поцеловал.
Целоваться было хорошо. В этот раз вышло дольше и увереннее, чем вчера, но так же тепло и мягко. Брент был вкусный, его приятно было трогать, и обнимал он надёжно и бережно, и…
И всё равно, оторвавшись от его губ, Ольша сказала малодушно:
— Мне ещё пару дней… не стоит, ну…
— Да и не в лесу же, — усмехнулся Брент и коротко поцеловал её в нос.
Ольша моргнула. Не в лесу?
— Я, может, тоже старомодный, — Брент закатил глаза, — да и просто старый, у меня колени ноют на погоду, спину тянет, что там ещё? Ааа, настроение портится. В общем, даже не проси, после трёх лет в полях меня возбуждают широкие кровати и чистые простыни.
Ворчал Брент действительно как старый дед, очень серьёзно, но во взгляде плясали смешинки. А у Ольши вдруг защипало в глазах, и она сама обняла его двумя руками и уткнулась лицом в грудь.
Глава 7
Стена выросла из-за холмов, прекрасная и чудовищная в своём величии. Песчано-серая, поднятая силой стихийников, она казалась почти невозможной, сюрреалистичной, и тянулась совершенно прямой линией через небо, насколько только хватало взгляда.
— Сколько в ней росту здесь? — хрипловато спросила Ольша, в который раз поражаясь при виде Стены.
— Здесь-то? — Брент прикинул что-то и остановил ящера. — Этажей пять-шесть, я думаю, немного. В низинах — до тридцати.
Ольша кивнула и облизнула губы.
Как-то вышло, что ехали они теперь почти в обнимку: сидели рядом, а брентова левая рука лежала на спинке сидения за ольшиной спиной. Первое время это немного нервировало, но она быстро привыкла и поняла, что так, по правде, теплее и уютнее. И придвинулась ближе, прижалась к мужскому боку, уложила голову ему на плечо.
Ящер скользил по дороге ровно, и хотя Брент явно следил за дорогой, браться за рычаг ему пришлось от силы несколько раз. Так что он позволял себе отвлекаться: то переплетал их пальцы, то гладил её плечо, то склонялся к ней и целовал. Внутри у Ольши каждый раз что-то замирало, а потом она сама на себя рассердилась.
Если ему и в лесу не нравится, вряд ли ведь он станет раскладывать её прямо в движущейся повозке? И вообще, Брент приличный вроде бы человек, а, значит, те пару дней, про которые Ольша бессовестно наврала, у них ничего не будет. И сейчас можно просто расслабиться, впитывать ласку и греться.
Да и вряд ли ведь у неё получится пропустить переход к активным действиям! Уж если он снимет с неё штаны, она как-нибудь заметит!
Может быть, это были не самые разумные размышления, но Ольше они неожиданно помогли. Хорошо целоваться, когда поцелуи — это просто поцелуи. Можно прикрыть глаза и позволить ему делать, что хочет, и вжиматься в твёрдое тело, пока совсем не закружится голова. Можно отвечать, шаловливо лизнуть его в щёку или куснуть губу, потереться носом о нос. Можно запустить пальцы в короткие волосы и умилённо убедиться: они и правда кудрявятся. Можно бессовестно отвлекать его от дороги и нащупать часто бьющуюся жилку на шее, совсем близко к шраму…
Можно даже выдохнуть тепло, но не так, чтобы наполнить им всю повозку, а так, чтобы нагретый воздух растёкся по телу. Он, в конце концов, сам говорил не слишком тратиться!..
Глаза у Брента от этого потемнели, и Ольша, кусая губы, признала всё-таки эту затею перебором.
В общем, это было очень хорошее утро, приятное во всех отношениях. Теперь же из-за холмов выросла Стена, и дорога, подстраиваясь к ней, вильнула в сторону, а, значит, пришла пора работать.
— Займёшься депрентилом?
— Конечно.
Пластины везли в жестяном коробе, переложенные вощёной бумагой. Ровные плоские квадраты в полпальца длиной. Депрентил бывает в самых разных размерах и формах, и у многих стихийников были личные предпочтения; сама Ольша раньше лучше всего обращалась с гладкими шарами-бусинами и фырчала, когда кто-то из коллег настаивал на другом центре.
Но здесь задача была своеобразной, и Ольша долго примерялась к разным ящикам на складе, выбирая что-то подходящее. Остановилась на квадратах, а теперь зажгла в пальцах «иглу» и двумя ровными росчерками оставила на пластинках разметку-ось.
Приклеить пластины Ольша решила прямо к бортам повозки с разных сторон: для этого прекрасно подошла хирургическая лента, которой Брент купил в аптеке сразу четыре рулона. Она прикрыла глаза и убедилась, что депрентил прекрасно ощущается.
Брент тем временем копался в своих сумках. В отличие от Ольши, чей багаж ограничивался одним полупустым мешком, он вёз с собой немало вещей. Среди них была даже книга — какой-то физический справочник — тубус с чертежами и несколько толстых тетрадей. Теперь Брент вынул лист с картой, какие-то записи, карандаш…
Ольша ощущала его силу, как перекатывающуюся внутри дрожь. Немного странно, но не неприятно, как будто весь мир вокруг немного сдвигается и встаёт по-новому. Что именно Брент прощупывал, она понять не могла, только вздрагивала и немного плыла. А он уверенно расставлял